Причем объект этот ведет трансляцию только из одного, строго определенного сегмента орбиты. Каковой сегмент, заметим, будучи спроецирован на поверхность Сильваны, давал центр громадного океана побольше земного Тихого. (По этой причине наш геолог, Светлана Руцкая, в шутку назвала океан Тишайшим.)
Мы немедленно ориентировали ближайшую станцию «Феникс» (напомню, что еще два «Феникса» с борта «Восхода» тоже двигались к Сильване, но с существенным отставанием в миллионы километров) на слежение за Абонентом-1.
Увы, объект оказался неконтрастен. Как в оптическом, так и в радиолокационном диапазоне. Настолько неконтрастен, что сразу же возникали мысли о космическом камуфляже, радиопоглощающих покрытиях и прочих военных ухищрениях.
Поэтому на снимках, переданных «Фениксом», разглядеть удалось немногое.
Борис Багрий высказал предположение, что мы имеем дело с небольшим естественным спутником вроде Деймоса, поверхность которого покрыта чем-то вроде графитовой сажи.
Вершинин посчитал, что перед нами крупная орбитальная станция.
Димитр Пейчев предложил самое экономное решение загадки: по орбите летает заурядный беспилотный ретранслятор, а передача ведется из Тишайшего океана узким лучом с полностью подавленными боковыми лепестками направленности, из-за чего мы первоисточник передачи и не можем засечь.
Как бы там ни было, на следующие сутки наша станция «Феникс» вдруг перестала выходить на связь.
Внушительное расстояние не позволяло наблюдать ее удовлетворительно в оптические телескопы, так что Вершинин с Багрием разглядеть в расчетной точке попросту ничего не смогли…
После внезапной и загадочной потери «Феникса» ко мне пришел Камалов. Он был бесконечно серьезен.
— Петр Алексеевич, из сегодняшнего ЧП мы должны сделать самые спешные и самые серьезные выводы.
— Вы про «Феникс»?
— Именно так. Прошу вас немедленно провести мероприятия, предусмотренные Параграфом 17 Экстренного Протокола.
— Вы предлагаете мне считать, что против нас был произведен акт агрессии и ввести первую степень боевой готовности? На основании того, что произошел отказ оборудования на борту беспилотной межпланетной станции?
— Я предлагаю вам считать, что беспилотная межпланетная станция уничтожена. Предположительно сильванцами. Либо представителями некой третьей стороны. В любом случае, первая степень боевой готовности крайне желательна.
Я постучал пальцами по столешнице.
«Все они параноики… — Подумал я. — Там, в камаловской конторе… Но с другой стороны…»
— Согласен с вами, Давлат Наилевич. Заодно и ребята развлекутся.
В ответ Камалов дежурно улыбнулся.
* * *
«Ребят» у нас было пятеро: ЗКК, ПП, ВП, АГ, ПО.
Или, выражаясь человеческим языком:
— заместитель командира корабля Сергей Чепцов;
— первый пилот Алексей Жиздрин;
— второй пилот Анастасия Крылатская;
— астрогатор (штурман) Павел Марков;
— пилот-оператор Ярослав Коробко.
Ну а шестым был я, но это как бы само собой разумеется.
Вшестером мы составляли ОЛС МКК — основной летный состав межзвездного космического корабля. Мы и только мы имели достаточный уровень летной и общей боевой подготовки для того, чтобы при необходимости вести маневренные бои в космосе.
По Параграфу 17 мы должны были привести в полную боевую готовность ракетопланы проекта «Барк-2», имевшиеся на борту корабля — «Лебедь» и «Альбатрос».
Но сами по себе ракетопланы не являются носителями оружия в классическом понимании этих слов. Ведь «Лебедь» и «Альбатрос» не боевые, а воздушно-космические транспортные системы. Проще говоря: грузопассажирские катера, созданные для того, чтобы мотаться между орбитой и поверхностью планеты или, к примеру, достичь естественного спутника планеты, изучить его и вернуться обратно на опорную орбиту.
Правда, «Лебедь» и «Альбатрос» были дооснащены внешними и внутренними узлами крепления для различных зондов, а также достаточно мощными радиолокационными станциями, боевыми компьютерами и другим полезным РЭО.
Так что бортовое оборудование позволяло ракетопланам заметить НЛО-агрессор на солидной дистанции, определить элементы его траектории и выпустить в его направлении зонды.
