Пять лет до Сингулярности
Строительный Альянс, Соленое Взморье
Система Кэан, планета Отчизна
Сезон зимних ветров в этом году стал еще короче, и волны уже к утру распрощались с грязно-белыми шапками пены. Она осталась лишь в полосе прибоя, нахлобученная на берега неспокойным свинцовым морем.
Но даже в бухте, в пределах видимости базового лагеря, вода по-прежнему упруго билась о массивные поплавки самоходной платформы, крутила буруны вокруг опор, шумно плескалась вдоль бортов. Из-за этого Ута и не расслышала того единственного, легкого плеска, ради которого ее команда вторые сутки бороздила море от дымящихся циклопических развалин завода-инкубатора механотермитов до топливных складов, за которыми простиралась обширная санитарная зона.
Ута примерно представляла себе, сколько туда стянуто охраны теперь, после диверсии на «термитнике». Санитарная зона отделяла хранилища горючего и минеральных смазок от Четверки — подземного города, вырытого термитами в числе первых двадцатимиллионников, оплотов спасения и выживания хозяев этой несчастной планеты.
«Двадцать по двадцать равняется Жизнь!» — заветная формула, которая уже пять лет слетала с уст каждого здешнего уроженца на утреннем Мотивирующем Построении.
Ута, оставшись наедине с собой, нередко твердила ее как заклинание, словно эта лишенная формального смысла фраза могла служить замком, прочно замкнувшим путь, по которому из глубин ее души нет-нет да и норовил вырваться на свободу леденящий страх.
Страх обессиливающий, граничащий с безумием… И это несмотря на регулярные, раз в двенадцатидневку, визиты Уты к психокорректору, предписанные Уставом, и тонкую узду постоянного аутотренинга, монотонно ползущего нескончаемой змеей по самой границе сознания.
— Водяной! Он там, чтоб я сдох! — Нервно облизнувшись, прошипел рядовой, который вел наблюдение по корме слева. Рослый детина с нашивками третьего года службы на рукаве напряженно вглядывался в глубину.
— Скоро всем конец, — привычно процедила сквозь зубы Ута, покосившись на подчиненного.
Здоровяк, а впечатлительный!
В следующую минуту вода бешено забурлила, и тонкая суставчатая конечность метнулась к солдату. Длинные пальцы с острыми зазубринами на стыках фаланг ловко ухватили рядового за щиколотку и потянули в море.
Рядовой от неожиданности издал сдавленный хрюкающий звук, однако его руки, ведомые древними пещерными инстинктами, действовали автоматически. Двумя экономными очередями рядовой раздробил нижний сустав нападающего, и заскорузлые пальцы моментально ослабили хватку. Солдат решительно высвободил заднюю ногу и теперь костяная клешня безвольно покачивалась в воздухе, тщетно сжимая и разжимая опасную хватку.
В два прыжка Ута пересекла платформу, моля Создателя, чтобы простреленная мезопода «водяного» удержалась хотя бы на сухожилиях. Ута крутым бедром оттолкнула солдата и с размаха, выбив дыхание из легких напрочь, грянулась на жесткий палубный настил.
До пояса свесившись с края платформы, она, рыбка такая, нашарила-таки в воде обмякшее, уходящее в глубину тело. Ей удалось ухватить пловца за мезоподу, — да, держится! — а затем две пары крепких солдатских рук вытянули тонущего на палубу.
— Место! — Гаркнула Ута, жадно хватая ртом воздух.
На платформе уже был расстелен брезент, и солдаты осторожно уложили на него пловца.
Врач по прозвищу Дух уже приладил универсальный зонд к гнезду чемоданчика военно-полевой аптечки и теперь готовился подключить пойманного диверсанта к шприцу системы жизнеобеспечения и трубке легочного вентилирования.
Ута изучала добычу. Всего-то оружия у этого диверсанта и было, что водонепроницаемый чехол универсального ножа. Такой входит в обязательный арсенал боевых пловцов любого из враждующих лагерей обреченной планеты.
На боку и правом бедре диверсанта зияли глубокие, рваные раны. Дух заткнул их тампонами, но кровопотеря не оставляла раненому никаких шансов, а заваривать сосуды и ткани было нецелесообразно: пловец мог умереть от болевого шока, не успев выдать ни крупицы информации.
