Пересилила себя.
Служба давно закончилась. Рита была почти одна — только она да женщина у свечного ящика.
Купив у нее свечу, Рита подошла к образу Богоматери и поставила свечу. Сначала свеча накренилась, попытавшись упасть. Рита увидела в этом дурное предзнаменование. «Господь даже моей свечи не хочет принять», — подумала она, глотая слезы.
— Вы неправильно ставите, — услышала она за своей спиной тихий голос. — Позвольте, я вам помогу…
Она обернулась. Молодой священник с мягким взглядом осторожно забрал из ее рук свечку и поставил ее.
— Как вас зовут-то? — поинтересовался он.
— Рита… Маргарита.
— Господи, помилуй рабу Божию Маргариту и помоги ей перенести боль…
Она подняла на него удивленные глаза.
— Откуда вы знаете? — прошептала она.
— Немудрено понять, что вас сюда привело, — улыбнулся он ей. — Вы, надо думать, пережили утрату. И наделали ошибок… Так ведь?
Она кивнула:
— Так…
Она попыталась улыбнуться — а вместо этого глаза наполнились слезами.
— Вы не стесняйтесь, поплачьте, — сказал ее невольный собеседник. — Здесь можно. Даже нужно. Матушка Пресвятая Богородица лучше других слезы осушить умеет… Сама такое огромное горе пережила…
Рита посмотрела на тонкое юное лицо — глаза, опущенные вниз, детский овал лица… «Ма-туш-ка», — повторила она про себя. Да ведь это почти ребенок…
— Это «Умиление», — пояснил священник. — В этот момент явился ей Ангел и предсказал судьбу… Помните? «Да будет по слову Твоему…» Вам тоже надо поучиться смирению. Иногда кажется — Господь несправедлив, Он карает меня… А Он просто пытается исправить жизненный путь. Научить нас мужеству и доброте. Посылает страдание, чтобы мы могли оглянуться на самих себя и найти себя, притаившихся в самой глубине. Чистых, хороших, добрых… Спрятавшихся, потому что мир сей нас, чистых и добрых, не приемлет. А жить изгоями не каждому хватает сил… Хотите поговорить о своей беде?
Она была застигнута врасплох неожиданным вопросом. Раньше, чем успела сообразить, Рита кивнула:
— Да… Наверное, да.
Она испугалась своего ответа — ей захотелось отказаться от предложенного разговора, уйти, оставить боль самой себе и ни с кем не делиться. Она боялась еще и того, что все происшедшее с ней так отвратительно и сама она тоже отвратительна. Как об этом расскажешь? И еще почему-то было страшно говорить о Сереже — как будто она его теперь собиралась предать…
Но она собралась с силами и начала — сначала с трудом, подыскивая нужные для самооправдания слова, и слова эти были тяжелыми и свинцовыми, как у писателя Андрейчука. Но потом, поняв, что ее слушают и не судят, она освободилась.
Она говорила — и плакала, и только когда дошла до Сережи, запнулась.
— Я… не знаю, как вам сказать это.
— Вы говорите не мне. Богу.
— Но Ему-то еще страшнее…
— Это вам так кажется. Он все понимает…
— Тогда зачем? Если Он все знает, все понимает…
— Для вас. Это нужно сейчас для вас. Как вы найдете ответ, если не расскажете все сами?
Она поверила ему.
— Понимаете, этот человек, которого я полюбила… он убийца.
— То есть как это? Почему?
— Не знаю. Мне так сказали.
— А он?
— Я не говорила с ним… Я не могла об этом с ним говорить!
Последние слова она прошептала, хотя ей казалось, она кричит.
— Вы поверили навету.
— Почему навету?
— Потому что всегда важно выслушать самого человека. Подумайте, Рита. Бог всегда готов выслушать любого грешника. А вы судите, хотя и не имеете на то права. Мне кажется, сначала надо выслушать. Что там произошло? Сделал ли он на самом деле что-то ужасное? Судя по вашему рассказу, этот человек обладает редким теперь качеством. Больной совестью. Обычно такие люди на убийство не способны…
— Но зачем же та женщина подошла ко мне?
— У людей бывают недоброжелатели. Или у вас, или у него… Я, право, затрудняюсь дать вам ответ. Если бы вы пришли ко мне со своим другом и мы поговорили обо всем… Может быть, мы нашли бы с Божьей помощью решение. Пока же давайте поговорим о вас. Почему вы совместили убийцу вашей подруги и вашего возлюбленного в одно? Мне кажется, разгадка таится в вас самих. Вы подсознательно ожидаете предательства, так ведь?
— Да, — согласилась Рита.