— А мы заявились сюда вчера.
— Ты молодец. — Симмонс с облегчением взглянул на жену и сделал еще один глоток. — Сразу поняла, что к чему.
— Голова идет кругом!.. Значит, это действительно был ты, там, на углу?
— Да.
— Симмонс в двух ипостасях одновременно.
— Можно и так.
— Забавно. — Она зябко поежилась и поднесла фужер к губам. — Ну а если бы тебе вдруг вздумалось окликнуть его? Окликнуть самого себя? Что тогда?
— Не знаю. Думаю, что ничего бы из этой затеи не вышло.
— Почему?
— Говорю же — не знаю!
— Вы становитесь бестактным, мсье Симмонс.
— Прости. Но я действительно не знаю.
— Прощаю.
Эльсинора подняла фужер на уровень глаз. Рука явно дрожала.
— Ваше здоровье, мсье Симмонс!
— Твое здоровье, родная.
Они выпили и принялись за салат.
— Ты что-то не договариваешь, Эрнст, — сказала она немного погодя. Он перестал жевать и замер со стебельками спаржи в зубах.
— С чего ты взяла?
— Вижу. Чем тебя так напугала мадам Ляфарб?
Симмонс помолчал, вяло двигая челюстями. На музыкальном автомате сменилась пластинка: теперь симфонический оркестр исполнял «Лебедя» Сен-Санса, Эрнст взял бутылку, налил себе и Эльсиноре.
— Ладно. Так или иначе тебе это надо знать.
Он сделал большой глоток и отставил фужер.
— Я с самого начала заподозрил неладное. Подумай сама: если я могу с помощью «Сафарь» улизнуть из-под носа Военного Ведомства, кто мешает проделать то же самое тысячам других? А раз так, то разговорчики насчет односторонней связи не стоят выеденного яйца. Желающих увильнуть от службы в армии и прочих (он усмехнулся) сомнительных субъектов как пить дать вернут обратно и прямо из кабины швырнут за решетку. Фирма свои денежки получила, а правительству не надо затевать розыски: достаточно просмотреть список и нажать кнопку.
Эльсинора молча слушала каждое его слово.
— Даже если, вроде нас с тобой, снять пояс, — где гарантия, что они там перед отправкой не пометили своих клиентов какой-нибудь радиоактивной дрянью? Дата отправки известна, а обшарить планету при их технике штука несложная.
Он снова потянулся к фужеру. Официант припев заливную телятину и удалился, забрав лишнюю посуду.
— Ты сказал, «их технике», Эрнст?
Симмонс как-то странно взглянул на жену и пожал плечами.
— Наверное, оговорился. Давай выпьем.
— Давай.
Они чокнулись.
— Вот я и подумал: коли фирма… — он сделал ударение на этом слове и саркастически, скривил губы. — Спорю на что угодно — все эти брауны, чичестеры, каневски — сплошная липа! Просто правительство содержит под частной вывеской свое учреждение. Так вот, если они решили меня облапошить, так почему бы мне не натянуть им нос? Услуга за услугу! Вот я и взял с собой времятрон.
Оркестр заиграл «Чардаш» Монти. Народу прибавилось. Какие-то длинноволосые юнцы — со спины не понять, парни или девушки — пристроились на высоких табуретках у стойки бара.
— Ты в самом деле думаешь, что все обстоит именно так? — Эльсинора ковырялась вилкой в тарелке, передвигая с места на место дрожащие комочки желе.
— До сегодняшнего разговора с мадам Ляфарб это были только предположения.
— Ты когда-нибудь перестанешь говорить загадками?
— Перестану. — Симмонс машинально сдвинул манжету с запястья и досадливо поморщился. — Который час?
— Начало пятого.
Он допил свой мартини и, потянувшись через столик, потрепал ее по щеке.
— Я ненадолго. Вернусь и все тебе объясню.
Симмонс позвал официанта, заплатил по счету, заказал бутылку «Кабернэ» и решительным шагом направился к выходу.
Мужчина, читавший потрепанную книгу за прилавком ювелирного магазина, был тот же: зализанные виски, гладкий, словно полированный лоб, нос в красных прожилках и водянистые, ничего не выражающие глаза. Глаза, а не глаз. И, разумеется, никакой повязки.
Симмонс поздоровался и молча выложил на стойку деньги. Француз пересчитал монеты, вернул сдачу и, достав из сейфа часы, протянул их владельцу. Ощущая на себе его взгляд, Симмонс защелкнул браслет и только тогда поднял голову. Их взгляды встретились. У ювелира по-тигриному сузились зрачки.
«Ну, — сказали глаза Симмонса, — скажи что-нибудь, сволочь!» — «Что например?» — поинтересовались глаза ювелира. — «Ну хотя бы, куда вы дели беднягу Жюльена?» — «Ты лучше о себе побеспокойся». — «А я и беспокоюсь». — «Непохоже. Сидел бы себе дома. И тебе спокойнее, и нам хлопот меньше». — «А ты?» — «Что я?» — «Дома не сидишь?» — «Приходится. Работа такая». — «Сволочная работа!» — «Ну, ты, потише! А не то…» — «Что, а не то?» — «Живо успокоим!» — «Я вот сейчас вмажу в тебя, гад, из бластера!»
