Выключив аппарат, Вэрол спросил:
— Каково впечатление?
— Поскольку я не думаю, что ты меня разыгрываешь, скажу лишь, что я ничего не понял, — серьезно ответил Виан. — Что это такое?
— Легенды, предания… Их много, я выбрал самые характерные. Впрочем, послушай еще несколько.
Потом Вэрол сказал:
— Мне нужен взгляд со стороны. Я влез чересчур глубоко и, боюсь, не беспристрастен.
— Вряд ли я могу помочь. Я все равно ничего не понял, — признался Виан.
— От тебя требуется ответить мне. Вопрос первый: допустимо ли предположить, что во всех этих, скажем, легендах речь идет об одном и том же явлении? Учитывая, конечно, особенности местного восприятия и то, что часть легенд принята от гуманоидов, следовательно, и должна для нас выглядеть более чем странно. Перевод это сглаживает, поскольку понятия не эквивалентны, не синонимичны, как и при переводе с одного людского языка на другой. Поясню. Вот в первой легенде фраза: «Они не берут пленных и не нуждаются в рабах». Но на Тарквине не было рабства в том смысле, как понимаем мы. Слово «рабов» следовало бы заменить словом «зависимых». Но чтобы уяснить его значение, надо рассмотреть многоступенчатую общественную структуру Тарквина, нам совершенно чуждую. Клинок у нас ассоциируется с холодным оружием — саблей, мечом, а стрела — с оружием, которое называется лук. Но ничего такого на Тарквине не бывало…
— Никакого смысла я пока все равно не вижу, — упорствовал Виан.
— Увидишь. Итак, учти сказанное и ответь: допустимо ли считать, со всеми оговорками, что во всех легендах речь идет об одном и том же?
— По-моему, нет. Планеты все разные.
— Ты не уяснил сути! Если б легенды описывали местные явления, ты был бы прав. Но если они описывают нечто, пришедшее из космоса? Третью легенду пока оставим, она особая.
— Тогда, пожалуй… — задумчиво сказал Виан. — Тогда ничто не противоречат твоему предположению.
— Отлично! Следующий вопрос: каковы общие черты явления, отмеченного во всех легендах? Опять же, кроме третьей.
— Общие черты… Если ты имеешь в виду некие гибельные силы, то их описания слишком расплывчаты. Не видно ни общих, ни индивидуальных особенностей и вообще каких-либо черт.
— Вот именно! Это и есть в них общее: ни в одной легенде они не описаны, а только названы. Притом называют их всяко: тирсалы, безликие «они», гулоймихоры, дандалы, сарситонаты, жжешхуши и так далее. Но каковы они внешне? Упоминание о «крыльях», которые возносят их выше гор, — это метафора. Как и «око» тирсала.
— И что из этого следует?
— То, что они невидимы в спектре, доступном людям и гуманоидам. И общее свойство тирсалов, гулоймихоров и прочих — одно-единственное: они несут смерть.
— Айрт, у тебя есть какая-то идея?
— Есть, но я не уверен… Что, если эти самые паутины уже посещали Галактику?
— Что значит посещали? Нанесли визит и убрались, пообещав заглядывать в гости?
— Нет, все мрачнее… Пролетели по Галактике и уничтожили разумную жизнь. Случайно уцелели немногие существа. Они не сумели сохранить свои цивилизации. Развитие началось снова. Об этом, я думаю, идет речь в третьей легенде: «Цикл приходит к концу, и все повторится или не повторится». Это голоса переживающих закат своей и, похоже, не только своей, а всегалактической цивилизации. Третью легенду сложили, я думаю, существа высочайшей культуры. Несколько ее фраз не поддаются переводу, поскольку в сегодняшних языках Эймитала нет соответствующих понятий. Подозреваю, что это какие-то физические понятия, более сложные, чем те, которыми мы оперируем. Что же до «ноора», упоминаемого там же, я склонен считать его особым пространственно-временным континуумом… Представь высокоразвитую цивилизацию, которая, столкнувшись со страшным врагом, создала оружие, способное остановить его или даже уничтожить, но было уже слишком поздно. Их осталось очень мало, меньше, чем необходимо для сохранения культуры. Обреченные на гибель или деградацию как общество, они знали, что им суждено уйти, и думали о тех, кто появится на следующем витке развития. Желая их предупредить, да и защитить, они оставили им свое грозное, но запоздалое творение. Давай послушаем еще раз… конец легенды.