Собака бросилась на меня, и я огрел ее со всей силой, на которую был способен. Животное заскулило, замотало головой, но снова попыталось атаковать. Второй удар палкой пришелся лесной собаке по спине, третий — снова по морде. Голова животного уже представляла к тому времени сплошную рану, залитую синей кровью. Существо двигалось теперь с трудом.
В этот миг лесную собаку отбросило от меня. Я проследил за полетом животного. Собака упала на землю и забилась в агонии, все шесть ее лап были переломаны. Шея свернута набок.
Я завертел головой в поисках того, кто помог мне. Этим человеком оказался худой мужчина в темном костюме. В руке у незнакомца был гравистрел.
— Совсем озверели! — крикнул мне мужчина. — Нужно будет донести властям!
Действительно, лесные собаки — обычно мирные животные. Охотятся на мелких зверушек и грызунов. На людей эти твари за много-много лет не нападали ни разу. Получается, что я своего рода рекордсмен.
— Большое спасибо! — Мои слова оказались ненужными — незнакомец скрылся за углом и вряд ли мог их услышать.
Очень удачно вышло, подумал я. А с другой стороны, странно — гравистрелы не у всякого прохожего есть, и кто станет скрываться вот так — не дожидаясь благодарности? Да и собаку, по большому счету, я уже почти победил.
Следят?
Снова я возвращался к мыслям о слежке. Может, это всего лишь мания преследования? Хотя, вспоминая Воронежский космодром и драку со Стасом… Нас ведь там очень быстро разняли. Тоже люди в темных костюмах. И, я думаю, если бы мы изначально проигрывали — разняли бы еще раньше.
Что в нас с Пашкой такого особенного? Или это уже после космодрома за нами стали следить? Ждут от моего друга новых полетов? Но тогда при чем тут я и та пресловутая «проверка»?
Вопросы, теории. Пока все нормально, нужно жить дальше. Выбросить нелепые подозрения из головы. Необходимо только предупредить друга, чтобы был предусмотрительнее и не показывал свои способности.
Иначе всем будет плохо. Это я знал абсолютно точно.
Было пронзительно тихо. За окошком простирался безбрежный океан. В нем отражались звезды и клочья черных облаков. Транспорт шел на снижение. Где-то там, за потерявшимся в океанской глубине горизонтом, спало оранжевое солнце. Небо уже начинало светлеть. Превратилось из абсолютно черного, обсидианового в серо-синее.
Я, Пашка и Наташа вглядывались в матрицу, затаив дыхание.
Вот транспорт заложил плавный вираж, запели элероны, гулко ухнули антигравы. Океан оборвался. Покуда хватало глаз, воду отсекала линия пляжа. Приветливо моргали прямо по курсу уютные огоньки научной станции. Транспорт направлялся к ним.
Я поправил упавшую на глаза челку.
Под днищем транспорта показалась посадочная площадка. Темно-серый асфальт.
— Владимир Алдонин. Вызываю базу.
— База один на связи.
— Прошу разрешения на посадку.
— Посадка разрешена, Владимир Алдонин. Следуйте в сектор, отмеченный зелеными маяками.
Отец Наташи направляет транспорт чуть дальше. Внизу проносится площадка, неподалеку виден зеленый мерцающий крест. Неторопливо приближается земля, вскоре светящийся крест распадается на отдельные огоньки, расстояние между ними увеличивается. Потом следует легкая встряска, и транспорт садится.
Камера поворачивается.
Дядя Володя встает из кресла пилота, легко подходит к двери шлюза и говорит, обращаясь к Наташе:
— Это Полушка, дочка. Теперь я здесь работаю!
Камера переключилась. Космолет показали с площадки.
Владимир сбежал по сходням. Он стоял теперь на покрытии посадочной площадки. Высокий, загорелый, в зеленом комбинезоне и тяжелых ботинках.
Матрица визора потемнела. Показ письма завершился. И я, и Наташа, и Пашка видели в тот вечер Владимира Алдонина в последний раз. Ровно через неделю он трагически погиб.
Но мы еще не знали тогда о том, что ждет семью Наташи в скором будущем. Ее мама — Анна Андреевна — принесла яблочный пирог и чай. Мы были счастливы, уплетая за обе щеки пирог и строя планы. Нам тоже хотелось в космос. На Полушку. На Фронтир. За артефактами и тайными знаниями овров и Изначальных.
— Ребята, я слышала от Наташи, что у вас есть два прокола в личных делах. Я просила Нату рассказать, как это произошло, но она отказалась. Может, вы сами расскажете? — Анна Андреевна смотрела на меня с укором и любопытством.
