Не знаю, как это получается, а только говорю вам точно: каждая вещь рано или поздно находит свое место. Как-то раз я угнал паровую колымагу, груженную сухим навозом, дровами и яйцами в корзинах; весь этот груз был мне не нужен, но у меня не было времени выгрузить его. Кстати, и ехать пришлось быстро, потому что за мною гнались – наверное, чтобы спросить, что я делаю на водительском месте. Они очень любопытные, эти селяне. Дорога была длинная и вся в ухабах, груз поначалу прыгал и крякал, а потом каждый предмет нашел свое место, даже те яйца, что разбились и вытекли сквозь щели в днище кузова. Они ведь нашли свое место, разве не так?
Вот и с человеком то же самое. Он вроде шара – никогда не остановится на бугре, а скатится в ямку, как будто нарочно для него предназначенную. Мы и скатились.
Что эта ямка – моя, я сразу понял. Засомневался только раз: в первую минуту, как увидел «Топинамбур». Очень уж он был не похож на механизм. А все-таки он им был. Ну, я и привык. Много времени мне для этого не понадобилось.
Ипат – совсем другое дело. Пока Сысой не показал нам звездолет, я вообще не понимал, на что архистарейшинам сдался этот тугодум. А дело-то оказалось проще некуда: «Топинамбур» хоть и механизм, а все-таки живой. Ну и кому же поручить уход за ним, как не чудиле-фермеру, навострившемуся выращивать кенгуроликов? Вдобавок и сила его нам пригодилась.
И еще я понял, что Сысою в его-то годы еще далеко до старческого слабоумия, и даже зауважал старикашку. Значит, что получается? Для контакта с «Топинамбуром» я подхожу как нельзя лучше, во-первых, потому что у меня тяга к механизмам, а во-вторых, потому что в нашей компании я самый мелкий и влезу в звездолет, чуть только он дорастет до размеров прикроватной тумбочки; ну а если у меня вдруг ничего не выйдет, тогда что ж – в дело вступит спец по кенгуроликам. Только это зряшная перестраховка, потому что у меня все выйдет.
С Ноем тоже понятно – он у нас будет главным переговорщиком. Вербовщиком, как они это называют. В звездолете он нужен как лопате позолота, зато навешать кому угодно лапши на уши – тут он мастер, сразу видно. Может, не лучший на Зяби, но уж какой попал в лапы закона.
И если Сысой не соврал, то попал себе на пользу.
А вот зачем нам Семирамида?
Это вопрос.
Конечно, зря я ее совсем уж ни во что не ставил – один раз она оказалась нам полезна, очень вовремя вцепившись в Ларсена, – но какой нам от нее прок в будущем?
Думал я над этой загвоздкой, думал, пока в моей голове не начало клинить шестеренки. Так ничего и не придумал. То ли Сысой замыслил что-то хитрое, то ли и у него песок в мозговых шестернях. Можно спросить, но ведь не скажет.
Корабль Ларсена исчез с поля уже через несколько минут после драки. Наверное, Ларсен кинулся к нему со всех ног и тут же взлетел. Ищи-свищи его теперь.
Так я думал и радовался. Оказалось – рано. Миллион раз говорил себе: не радуйся раньше времени, – а все впустую. Наверное, тут уже ничего не поделаешь, каким родился, таким и останешься, пока не помрешь.
Сысой навестил нас в тот же день, когда Ипат выкинул Ларсена в окно. Расспросил о подробностях, издал одобрительное мычание и распорядился немедленно починить раму и вставить новые стекла. Приказ архистарейшины ленивая космодромная обслуга кинулась исполнять со всех ног. Вторым приказом Сысой объявил Ларсена в розыск. А Ной без напоминаний отдал Сысою пистолет инопланетника. Как будто так и надо. Но тем же вечером я подслушал разговор нашего комбинатора с Семирамидой. Они чаевничали на кухне оба-двое и, наверное, думали, что их никто не слышит, а я был босиком и дышал неглубоко, притом через раз.
– По-моему, зря ты отдал пистолет, – негромко сказала эстрадная примадонна.
