Ларсен остался в убеждении: абориген воображает, что до ближайшей населенной планеты лишь немногим дальше, чем до ближайшего к столице города, где абориген тоже никогда не бывал. Меж тем туземец лег в траву, поерзал, устраиваясь поудобнее, шумно почесался, зевнул и стал спать. Как ни хотелось Ларсену пнуть его ногой под ребра, он сдержал порыв. К тому же на окраине поля зоркий глаз космического волка заметил два-три неказистых сооружения – вероятно, грузовой терминал и паспортный контроль.
Терминал, похожий на амбар, действительно был. Контроля – ни малейшего. Никто не потребовал плату за посадку и пребывание на планете, никто не поинтересовался, кто таков приезжий и какого рожна ему здесь надо. Все больше поражаясь и понемногу сатанея, Ларсен заявил, что желает встречи с членами правительства планеты.
Ох, сколько раз в ответ на такие речи он слышал издевательский смех! Сколько раз он терял массу драгоценного времени, пробиваясь на прием к тем, кто действительно способен что-то решить, через многочисленные, построенные по всем правилам фортификации бюрократические бастионы!
Но то на развитых планетах. Тут – ничуть не бывало. Скучающий служащий кратко объяснил, как и что, после чего мирно задремал – ну, хоть на стуле, а не в траве, и на том спасибо.
До столицы, носящей гордое название Пупыри, пришлось добираться на попутной телеге, запряженной неким копытным животным, давным-давно вымершим во всех приличных мирах. Животное привлекало мух и отмахивало их хвостом на возницу и Ларсена. В Пупырях не составило труда найти помпезное по туземным меркам здание Совета архистарейшин. Обстановка внутри напоминала приемную некрупного муниципального чиновника на какой-нибудь приличной планете. Никто не ставил Ларсену препон, но никто и не встречал его с распростертыми объятиями. Слова об инопланетном госте, собирающемся сделать Совету предложение чрезвычайной важности, не возымели на секретаря никакого действия. Стоило чуть-чуть повысить голос – мигом появился полицейский. Ларсену пришлось долго ждать в приемной в очереди вместе с туземцами обоих полов. Туземцы таращились на гостя. Гость злился и мужественно страдал.
Всем известно: комплекс неполноценности туземцев всегда оборачивается против цивилизованных чужестранцев. Помурыжили нездешнего лощеного гуся, сбили с него спесь – вот и полегчало на туземной душе. Ларсен даже удивился, когда дежурный архистарейшина принял его всего-навсего после двух часов ожидания в приемной.
Он был готов ко всему. В прошлом ему много раз пытались дурить голову, мучили бесконечными проволочками, даже пытались арестовать – всякое бывало. На Зяби дело поначалу двинулось в благоприятном направлении.
Так казалось.
Во всяком случае, дежурный архистарейшина внимательно выслушал Ларсена, счел его дело заслуживающим рассмотрения полным составом Совета и назначил время слушания. Спокойно, деловито, без проволочек.
Переночевав в гостинице, Ларсен уже на следующий день предстал перед Советом архистарейшин. Такого количества живых трупов в одном месте он еще не видывал. Многие пользовались слуховыми трубками. Шестеро передвигались в инвалидных креслах. Трое уснули, едва заняв места в зале.
Рассказав о пользе, которую может извлечь Зябь, присоединившись к имперской пирамиде, Ларсен изложил свое предложение: поскольку вербовка, не говоря уже о космических полетах, дело для зябиан совершенно новое, а рифы и мели на этом пути коварны и многочисленны, он готов предложить свои услуги по сходной цене: пять процентов со всех будущих доходов на пятьдесят лет вперед. При этих словах старцы беспокойно зашевелились, а один из спящих проснулся. До Ларсена донеслись слова: «ну, дает!» и «губа не дура».
Меньше всего его могла смутить такая реакция аборигенов. Окинув собрание орлиным взором, он произнес энергичную речь. Она была написана еще дедом Ларсена, одним из первых вольных вербовщиков в Галактике, отшлифована отцом и доведена до совершенства самим Ларсеном. Пришлось лишь внести в нее небольшие поправки с учетом местной специфики, как то: рубить длинные фразы на части и не употреблять чересчур мудреных слов. Старцы внимали. Проснувшийся зевнул и вновь задремал. Секретарь в углу делал пометки.
