— Ну вот и вы загрустили, — сказал Петя.
Я встряхнулась, прогнала от себя грустные мысли, и мы стали еще раз от начала до конца вспоминать все случившееся, все, о чем знали доподлинно, и все, что напридумывали за время своего расследования. Домыслов по-прежнему оставалось слишком много, но мы уже окончательно уверились в своей правоте. В пользу Микульского оставалось лишь самое-самое последнее: он все еще никуда не сбежал, а жил в гостинице «Европейская». Но и этому имелось объяснение: может, он все еще рассчитывал найти алмазы?
* * *
— Так что никуда он пока не съехал. Вот только задолжать успел, — закончил Петя сообщение о посещении гостиницы.
— А это вы как узнали?
— Случайно, — честно признался сибирский Шерлок Холмс. — Мне ведь даже заходить в гостиницу не пришлось. Я при входе стоял, все не мог с духом собраться. Да и предлог толковый не придумал. Сначала-то я решил спросить попросту: «А у себя ли в номере господин Микульский?». Скажут нет, так я скажу: «Жаль. Придется в другой раз зайти». А тут думаю, а если он в номере? Что тогда сказать?
— Что ж вы заранее все не придумали?
— Да придумал я. Хотел просить передать ему, что, мол, на почте для него сообщение имеется, так его просили зайти в почтово-телеграфную контору. Тем более что такое сообщение для него вправду было. У нас в классе сын почтмейстера учится, я его попросил узнать, нет ли чего на почте на такое-то имя. Он узнал, оказалось, что есть и все еще не получено. Но время-то уж прошло. Вдруг он его получил, тогда вранье получится.
— Ох, любезный друг, Петр Александрович! То вы вторгаетесь в чужое жилье без зазрения совести, то боитесь полуправду сказать. Тем более что своему однокласснику вы уж точно наврали с три короба.
— Так то однокласснику, — сказал он с весьма довольным видом, но тут же смутился и продолжил виноватым тоном: — С одноклассником оно просто. А тут я засомневался, а господин офицер как раз выходят. Я в витрину уткнулся, он и прошел мимо. А швейцар, что двери ему открыл, стал возвращаться и столкнулся в дверях с другим служащим. Вот тот ему и сказал, швейцару то есть, что, по всей видимости, этот щедрый на чаевые господин в скором времени их покинет, потому как долг за ним уже порядочный и что проживание у них становится для него накладным.
— А что за сообщение на почте, не знаете?
— Знаю, что конверт небольшой и прислан из Петербурга. А что внутри — никак не узнать, с этим у нас на почте строго!
Мы сошлись на том, что хочется того или нет, но все надо рассказать полиции.
В полицейское управление я на этот раз не пошла, а позвонила по телефону из театра. Дмитрий Сергеевич по-прежнему отсутствовал. Я прикинула, насколько важно то, что нам с Петей стало известно, чтобы обратиться к самому господину полицмейстеру, и посчитала все не столь уж важным для беспокойства такого высокого начальства. Да и, скорее всего, он отправил бы меня к кому-нибудь из подчиненных. Идти же беседовать со следователем Янкелем или еще с кем таким же грубым мне не хотелось. А по правде сказать, так я даже боялась. И грубость услышать, и пренебрежение, с каким меня могли встретить. Может, с дедушкой посоветоваться? Или с Александром Александровичем?
Я заглянула в буфет поздороваться с Петрушей. Мы поболтали несколько минут обо всем и ни о чем особенном. Когда пришла пора идти на репетицию, Петруша попросил отнести забытую кем-то из наших актрис сумочку. Сумочка принадлежала госпоже Никольской и была та самая, с которой она была в день преступления. В этом мне можно поверить, на такие вещи у меня память отличная. Взяла я в руки эту простую вещь с некоторым душевным трепетом. Понимала, что сейчас в ней нет ничего предосудительного, тем более револьвера. Но не сдержалась, пощупала ее руками. И уж совершенную глупость сделала, незаметно понюхала. Нет, будь то мужская вещь, она, может, и могла сохранить запах оружия или того масла, которым оружие смазывают. От сумочки же пахло только приличными духами и ничем более.
Как всегда при приближении премьеры, в театре было полно бестолковой суеты. А в этот день еще и жалованье выдавали! Я сбегала в кабинет к Иннокентию Ивановичу, расписалась в ведомости за полученные шесть рублей с мелочью — жалованье за этот месяц было неполным, так как я приступила к работе в его середине — и понесла отдавать его дедушке.
