— Ну что ж, давай рассказывай. Догадываюсь, что делать тебе это тяжко, у самого волосы бы дыбом встали от такого зрелища, войди я туда случайно, хоть, казалось бы, и должен был давно уже привыкнуть. Ну да ладно. Мне про тебя говорили, что человек ты весьма рассудительный и все примечающий. Видишь, по какому делу это пригодилось?
Я кивнула и начала рассказывать с того момента как закончился спектакль, а я пришла за кулисы. Полицмейстер слушал внимательно, а если что и переспрашивал, то не перебивал, а как бы подсказывал. Поэтому получилось у меня довольно складно. Только про мелькнувшую тень пришлось повторить.
— Не видно было, потому и не разглядела ничего. Даже сказать, мужчина это был или женщина, невозможно. Дверь как раз закрывалась.
— Ну, хорошо. Разберемся мы с этим. А теперь скажи, с чего ты решила, что убийство было совершено из револьвера? Мне и самому так кажется, но девицам в таких вопросах разбираться не особо положено.
— Ну, то что всех застрелили — это ясно. А про револьвер… Не мог же преступник притащить с собой ружье или винтовку? Значит, был пистолет. Выстрелы прозвучали вот так — Я трижды стукнула по столешнице, стараясь точно повторить услышанные с улицы хлопки. Первый хлопок, небольшая пауза, затем два хлопка почти подряд. — Получается, что пистолет был автоматическим и его не надо было перезаряжать. И потом я слышала, как из револьверов стреляют. У меня папенька офицером был и однажды показывал.
Я не стала рассказывать, что папенька не просто мне показывал, как стреляют, но учил стрелять. К делу это отношения не имело. Да и вспоминать про отца сейчас было не к месту и не ко времени, и так тяжко.
Господин полицмейстер покачал головой. Не то чтобы неодобрительно, скорее удивляясь. Но тем не менее обратился ко мне вновь на «вы».
— Странное, однако, у вас, сударыня, воспитание. Впрочем, ничего предосудительного в том, конечно, нет. Вон как гладко и умно рассказываете, а это важнее. И раз у вас это так хорошо получается, то позволю попросить вас рассказать об убитых. Что вам о них известно, а главное, не случалось ли с ними каких происшествий в последнее время?
— Да я, собственно, господина кассира и господина хозяйственного распорядителя толком и не знала. Алексей Ивановича и увидела-то сегодня вечером впервые за неделю. Так что сказать мне о нем, получается, нечего. Знаю только, что выручку за билеты на сегодняшний спектакль он еще утром в банк отвез. И о том известно было всем. Потому уверена, что никакого ограбления тут быть не может. С Митрофаном Евлампиевичем виделась чаще. Вот с ним происшествие было.
И я рассказала об услышанном разговоре у дровяного сарая и о том нагоняе, который хозяйственному распорядителю учинил с утра наш антрепренер.
— Ну да за такие каверзы никто убивать не станет, — уверенно сказал господин полицмейстер.
Дошел черед рассказывать про Михеича, и тут слезы потекли из глаз сами собой.
— Ну-ну, дочка! Таким молодцом держалась, хоть в гусарский полк записывай! И на тебе! На-ка платок, утри глаза.
Я послушно вытерла слезы пахнущим дорогим табаком и дорогими духами платком и вернула его. Полицмейстер внимательно на него взглянул и удивленно произнес:
— Ты смотри — никакой краски. А смотрю, дочка, на твои глазки красивые и думаю: такие длинные да черные ресницы! Тут без краски дело не обошлось. Ан нет! Вся красота своя.
Я благодарно улыбнулась, собралась с духом и начала разговор про Михеича.
— Михеич у нас шумом занимался.
Мой собеседник понимающе кивнул:
— Знаю.
— Я ему часто помогала.
— Это каким же манером?
— А вот таким, к примеру.
Я взяла со стола стаканчик, вынула из него карандаш, а стаканчиком постучала особым образом по деревянной столешнице. Получилось весьма похоже на стук лошадиных копыт. Потом постучала стаканчиком по мраморной подставке.
— А если вот так стучать, то получится, что лошадь едет по булыжной мостовой.
— Похоже! Как пить дать, похоже! — восхитился полицмейстер.
— Это у меня похоже, — возразила я. — У Михеича получалось так, что не отличишь. А если лошадей надо не одну изобразить, а несколько, то и стучать должны хотя бы двое. И каждый двумя чашками. Или когда одновременно гром и ветер, тоже помогать надо. Гром Михеич всегда сам делал, потому что это сложнее, да и сила нужна, а я барабан крутила, ветер изображала. Михеич в своем деле мастер был, каких поискать! Только никто этого не ценил.
