– Легко начать, – утомленно пробормотал он, – но дьявольски трудно поддерживать реакцию. Когда твое внимание переключается на одну фигуру, остальные начинают распадаться. А когда в пьесе требуется представить сложные действия нескольких таких созданий, это почти невозможно, особенно когда есть склонность становиться столь увлеченным… действием.
– Какое все это имеет отношение ко мне? – прервал его Флинкс. Хотя вопрос был адресован Чаллису, его внимание было приковано к этим двум полуощутимым фигурам, охранявшим выход. Ни Нолли, ни Нангер не шевелились, но это не означало, что они ослабили свою бдительность. И охраняемая ими дверь едва ли окажется незапертой. Флинкс разглядел несколько отверстий в выходившей на город стене из стеклосплава от пола до потолка, но он знал, что там ждал отвесный скат на улицу по меньшей мере в пятьдесят метров высотой.
– Видите ли, – уведомил его Чаллис, – если я не стыжусь признаться, что я унаследовал самый преуспевающий семейный бизнес в виде "Чаллис Компани", то я не считаю также себя и дилетантом. Я улучшил дела фирмы благодаря приобретению людей со многими различными талантами.
Он показал на дверь:
– Дорогой Нолли и Нангер два таких примера. Я надеюсь, что вы, мой милый мальчик, будете еще одним.
– Я все еще не уверен, что понимаю, – медленно произнес, лукавя, Флинкс.
– Это можно легко исправить. – Чаллис растопырил и поднял пальцы. – Чтобы удержать взвешенные частицы при манипулировании этой, состоящей из частиц, глиной, требуется особого рода мозг. Мои мысленные сценарии сложны, чтобы наслаждаться ими, мне требуется вспомогательный мозг. Ваш! Я проинструктирую вас относительно своих желаний, что я желаю и вы исполните мои замыслы.
Флинкс мысленно вернулся к тому, что он мельком увидел несколько минут назад в незавершенной пьеске, к тому, что сотворил Чаллис внутри крошечного божьего мира кристалла. Во многих отношениях он был куда более зрелым, чем полагалось для его семнадцати лет, и он в свое время повидал много вещей. Хотя кое от чего из этого вырвало бы и опытного солдата, большинство из них были безвредными извращениями. Но под всей выраженной Чаллисом поверхностной сердечностью и вежливыми просьбами о сотрудничестве бурлило глубокое озеро неочищенных сточных вод, и Флинкс не собирался служить коммерсанту в нем лоцманом.
Выживание на рынке Драллара с детства сделало Флинкса в какой-то мере реалистом. Поэтому он не отверг с ходу предложение коммерсанта и не высказал того, что было у него на уме: "Вы вызываете у меня тошноту и отвращение, Конда Чаллис, и я отказываюсь иметь какое-то отношение к вам или к вашим болезненным фантазиям". Вместо этого он сказал: – Я не знаю, откуда у вас появилась мысль, что я могу оказать вам такую помощь.
– Вы не можете отрицать свое собственное прошлое, – хихикнул Чаллис. – Я собрал на вас маленькое, но интересное досье. Самое примечательное, что ваши странные таланты заметно фигурировали в помощи одному моему конкуренту по имени Максим Малайка. Перед этим и последующими инцидентами вас замечали демонстрировавшим экстремальные психические способности посредством дешевых цирковых фокусов ради получения нескольких кредитов от прохожих. Я могу предложить вам существенно больше за применение ваших талантов. Отрицайте это, если сможете.
– Ладно, допустим, я могу сделать несколько фокусов и одурачить несколько туристов, – уступил Флинкс, изучая в то же время соединявшие его запястья тонкие серебристые браслеты и пытаясь найти скрытую защелку. – Но то, что вы называете моими "талантами", – неустойчиво, и большую часть времени не поддается моему контролю. Я не знаю, ни когда они возникают, ни почему они пропадают.
Чаллис кивал с сильно не понравившимся Флинксу видом.
– Естественно, я понимаю, что все таланты – художественные, спортивные, любого рода – требуется тренировать, дисциплинировать и развивать до своей полноты. Я намерен помочь вам овладеть вашими. В смысле примера… – Чаллис взял что-то, похожее на древние карманные часы, и нажал на крошечную кнопку. Из легких Флинкса мгновенно исчезло дыхание, и он выгнулся вперед дугой. Его руки сжались в кулаки, когда он содрогался, и он почувствовал себя так, словно кто-то подпилил кости в его запястьях; боль так же внезапно прошла, и он стал способен обмякнуть и повалиться назад, охая и дрожа. Когда он обнаружил, что снова может открыть глаза, то увидел, что Чаллис пристально смотрел в них, выжидательно и заинтересованно. Его взгляд ничем не отличался от взгляда химика, наблюдающего лабораторное животное, только что получившее инъекцию возможно смертельного вещества.
