Внезапно по кухне пронесся вихрь пыли, похожий на ураган, он опрокинул мебель и поднял в воздух кресло-качалку. Оловянные тарелки посыпались с полки, свечи и бутылки с уксусом попадали на каменный пол.
Большой стол задрожал и поехал к двери, как будто его кто-то толкал невидимой рукой. Кадмус в ужасе отскочил назад, а Сарапук вынужден был метнуться в сторону. Стол перегородил дверной проем, отрезав друзьям путь к отступлению. С железных крюков под потолком сорвались кастрюли. Ведро с помоями перелетело через всю кухню, как будто им выстрелили из пушки.
— Что происходит? — испуганно закричал Сарапук.
— Еще одна небесная буря. Мир стонет, как будто попал на кресло роженицы, — ответил Кадмус.
Через кухню перелетел половник и ударил его в грудь. Рядом с ним задрожал ящик с ножами. Вдруг передняя планка ящика оторвалась и угодила в камин. Горящие угли посыпались на пол. Из ящика, устланного войлоком, вылетели острые ножи. Чудом не задев Кадмуса, они вонзились в стену над его головой, а он вжал голову в плечи и спрятался за бочкой с водой.
— Меня хотят убить, Сарапук! — завопил Кадмус. — Это не небесная буря, это существо из самого ада.
Сарапук залез под стол. Кадмус в два прыжка оказался рядом с этим столом и попытался оттащить его от двери, чтобы убежать. Когда это ему удалось, он просунул пальцы между дверью и косяком и изо всех сил потянул. Тяжелая деревянная дверь начала медленно поддаваться, и вот уже из холла в темную кухню проник лучик света.
— Лихнис, мы в ловушке! — закричал Кадмус, высунув руку в образовавшуюся щель.
Вдруг стол отодвинулся, а потом заскользил обратно к двери. Кадмус громко закричал. Ноги подкосились, и он повис на одной руке, пригвожденный дверью к косяку.
На кухне воцарилась странная тишина. Под дверь начал задувать холодный ветер, поднимая пыль с каменного пола. Пылинки собирались вместе, принимая очертания какого-то человека. Сначала появился плащ, потом ноги и, наконец, бледное лицо. Сарапук увидел призрака и вжался в стену. Он вынул из кармана маленький тонкий ножик и зажал его в одной руке, а в другой держал высохший стебель белены. Он снова и снова бормотал древнее заклинание мертвых, взывая к святым и прося у них защиты.
Стол отъехал от двери, и Кадмус неуклюже повалился на пол. Он поднял голову и недоверчиво уставился на призрака.
Сарапук направил на призрака нож и яростно замахал беленой.
— Уходи! Возвращайся в мир тьмы, уходи отсюда! — закричал он, взволнованно прыгая с одной ноги на другую. — Заклинаю тебя именем святого Венериуса!
Обретая телесную форму, призрак вобрал в себя все частички света. Теперь он стоял напротив Кадмуса и Сарапука, его лицо скрывала темная дымка. Вдруг существо задергалось и стало почти осязаемым. Можно было разобрать даже черты его лица.
Кадмус узнал призрака по синеватому отливу кожи и ожившей татуировке, которая ползала по его лицу. Сердце бешено заколотилось в груди у хозяина постоялого двора. Он ждал, что скажет призрак. Ему было известно, что это — Синий Дэнби, и сама мысль о том, что Дэнби восстал из мертвых, заставляла его холодеть от ужаса. Он чувствовал, как его покидают последние силы от безжизненного взгляда призрака, который был устремлен на него. Казалось, Дэнби еще не видит его, как будто он оглядывает комнату, но она представляется ему совсем в другом времени и обличье.
Наконец Сарапук нарушил тишину.
— Тебе нужен не я, а он! — закричал Сарапук.
Призрак по-прежнему осматривал кухню. По его голове ползала змея, она шуршала в волосах и скользила между его тонкими синими губами.
— Я слышу тебя, недруг, но не вижу, — глухо сказал Дэнби, вглядываясь в темноту. — Мне знаком твой голос, но никак не могу вспомнить откуда.
— Это Сарапук. Доктор Сарапук. Бывший доктор.
— Сарапук… Да, я помню Сарапука. Вечно пьяный, ни гроша в кармане, пациентов убил больше, чем вылечил. Мышьяк и опиумная настойка с капустным пирогом, а также фунт ртути с пинтой эля избавят пациента от простуды. Вот кто такой этот Сарапук.
— Но ведь это и правда избавило многих пациентов от простуды, — перебил его Сарапук.