Голос Эдуарда был так спокоен и весел, что не встревожиться было нельзя. Она знала, что он придерживается правила никогда не лгать, да и стал бы он призывать на помощь какую-то дешевую ложь? Сердце Адель пропустило один удар. Поднимаясь на локте, она зашептала быстро, отчаянно, словно пребывала в настоящем ужасе:
— Но как же? Все об этом говорят. А когда у д'Альбонов начались трудности с деньгами, то и вовсе целый хор получился: все утверждают, что ты спасешь их от разорения, женившись на Мари. Я знаю, ты отдыхал с ними где-то за городом… говорят, ты ценишь ее, да и вообще, я знаю, она красива… А твоя мать? Она ведь за этот брак, она наверняка любит Мари!
— Ты откуда вообще все это взяла? Адель! Что тебе за дело до Мари?
— Мне? Да она не выходила у меня из головы почти полгода, с тех самых пор, как ее стали связывать с тобой! Я с ума сходила от этого!
Он некоторое время молчал. Потом негромко спросил, не зная даже, как к сказанному относиться:
— Ты следила за мной?
— Пыталась. Ну, Эдуард, скажи мне, — она почти умоляла, — это так или нет?
— Что?
— Ты женишься на Мари?
Эдуард улыбнулся, перебирая волосы Адель:
— Моя мать хотела бы этого брака. Признаться, дорогая, до меня тоже порой доходили подобные слухи, но мне казалось это просто смешным. Я никогда бы не обидел Мари ложными надеждами, она слишком мне нравится. Нравится, как очень многие нравятся. — Эдуард мягко добавил: — Я никогда не собирался на ней жениться, это скорее мечта моей матери, а еще больше графини д'Альбон. Я не хотел их разочаровывать.
— Но почему же они тогда об этом говорили? — допытывалась она, судорожно сжимая обеими руками его ладонь. — Почему?
— Я подозреваю, они пытались таким образом заставить меня привыкнуть к мысли о Мари. А вообще-то я не вникал в то, что ими движет.
Графу де Монтрею казалось, что он сказал всё, чтобы успокоить Адель, чья ревность его позабавила — до того она была беспричинной. Но лицо молодой женщины словно застыло, не выражая никаких чувств, кроме, может быть, оцепенения. Будто обессилев, она опустилась на подушки; пальцы ее рук были сцеплены. Она прикусила губу и не говорила ни слова.
Эдуард склонился над ней:
— На мой взгляд, в моей жизни и намерениях нет ничего такого, что могло бы сильно тебя огорчить.
Она молчала, пребывая в каком-то непонятном ему отчаянии и полузакрыв глаза.
— Адель, — сказал он почти раздраженно, — надеюсь, ты достаточно умна, — впрочем, я даже уверен в этом — чтобы не заставлять меня клясться и выделывать всякие банальные штуки? Это было бы совершенно неуместно.
— Эдуард, — проговорила она, будто собравшись с силами, — мне очень жаль.
Прежде чем он успел что-то сказать, она добавила:
— Знаешь, я предала тебя.
Слез не было в ее глазах. Поднимаясь, плотнее закутываясь в простыню, словно стыдясь теперь своей наготы, она прошептала, умоляюще складывая руки:
— Эдуард, мой дорогой, я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить. Я так ревновала, так боялась тебя потерять, что сходила с ума… вероятно, у меня и вправду что-то в голове помутилось. Но, поверь, всё еще можно поправить, и это даже хорошо, что ты сейчас не дома, а здесь…
— Ты ничего не объясняешь толком, дорогая. Мне кажется, ты…
— Я сделала подлость, и я знала это, когда шла сюда, я намеренно тебя предала, лишь бы не отдать ей! — прокричала она в отчаянии, закрывая лицо руками.
— Кому не отдать? — холодно спросил Эдуард.
— Мадемуазель д'Альбон!
Он силой отнял руки от ее лица, заставил взглянуть на него, и Адель почти беззвучно, сбивчиво и бессвязно объяснила ему все. От непоправимости того, что она совершила, ее охватывал ледяной холод: он мешал думать, мешал даже чувствовать. В отчаянии цепляясь руками за Эдуарда, проклиная саму себя за глупость, желая себе смерти, она больше всего боялась увидеть на его лице презрение или отвращение.
— Послушай, — прошептала она быстро и горячо, — я знаю, что всё испортила, что я ничего не стою сейчас в твоих глазах, не стою никаких чувств, но, мне кажется, всё еще можно изменить…
— Изменить? — переспросил он, отталкивая ее руки.
— Да, теперь просто нельзя будет возвращаться домой. Надо найти способ. Они ждут тебя дома, но ведь есть и другие страны. Ты можешь уехать в Брюссель или Лондон, это можно устроить, я ничего для этого не пожалею…
