Берсеркеры распространились по всей галактике, и впереди них повсюду шли ужас и страх, заполнившие сердца людей. Даже в тех мирах, до которых не докатились настоящие сражения, и там появились люди, внутренний мир которых, не выдержав тяжелых предчувствий, разрушился. Такие люди теряли ориентацию в реальной жизни, видя вокруг только темноту и пустоту. Лишь немногие отваживались подолгу заглядываться на ночное небо. А некоторые оказались полностью окутанными мраком и тенями надвигающейся смерти.
Мне довелось прикоснуться к такому разуму. Душа его была мертва…
* * *
Проработав несколько часов подряд, Херрон вдруг почувствовал голод и усталость. Он решил прерваться и немного поесть. Глядя со стороны на закрепленную на мольберте еще не высохшую картину, он представлял себе, как некий низкопоклонствующий критик восхваляет ее: «Перед вами большой холст, характерной чертой которого смело можно назвать диссонирующий и довольно грубый стиль. От него веет ощущением гнетущей угрозы!» Херрон слегка задумался, и ему даже показалось, что подобные слова были бы не столь уж далеки от истины.
Еще раз взглянув на мольберт, который, словно экзотическое пятно, выделялся на фоне монотонной серой стены, и, повернувшись, Херрон обнаружил, что существо, пленником которого он был, незаметно подошло к нему сзади и безмолвно наблюдало за происходящим. «То же мне, советчик!» — подумал про себя Херрон.
Вслух же, не в силах сдержать усмешку, он спросил:
— Вижу, вы готовы сделать свое очередное идиотское предложение?
Грубо склепанная человекоподобная машина промолчала в ответ, что было для нее довольно необычно. Как правило, она не отказывала себе в удовольствии воспользоваться портативным громкоговорителем, размещенным в самом центре того, что, вероятно, можно было бы назвать ее лицом. Херрон недоуменно пожал плечами и обошел стоявшую на его пути машину — он собирался поискать камбуз, чтобы раздобыть там немного еды. К тому моменту, когда берсеркер преградил их кораблю путь и захватил его, он находился в полете всего лишь несколько часов и, несмотря на сверхсветовую скорость, еще не успел далеко отойти от Земли. Пирс Херрон — единственный пассажир корабля — так толком и не разобрался, где что находится. Путешествие кончилось, едва успев начаться.
Добравшись наконец до камбуза, Херрон обратил внимание на его необычную конструкцию. Очевидно, это помещение замышлялось, как то место, где утонченные и искушенные в искусстве леди, устав от осмотра картин, будут мирно лепетать друг с другом, сидя за чашкой чая. Корабль «Франс Хальс»[1] с самого начала создавался как летающий музей. Когда же война, которую все формы жизни в Солнечной системе сообща вели против берсеркера, разгорелась не на шутку, КультБюро ошибочно решило, что выдающиеся произведения искусства, накопленные на Земле, будут находиться в большей безопасности, если перевезти их на Тау Эпсилон. «Франс Хальс» мало на что годился, но для подобной миссии подходил как раз идеально.
Стоя у входа на камбуз, Херрон обратил внимание на то, что дверь, ведущая в помещение корабельной команды, сорвана с петель и снята. Заглядывать внутрь этого отсека он, правда, не стал. И дело было не в том, что Херрон боялся увидеть ужасную сцену: к таким чувствам, как ужас и страх, он относился с тем же безразличием, какое испытывал в отношении многих других человеческих страстей. Просто все ему было совершенно безразлично. Сейчас в служебном отсеке наверняка находились двое членов команды корабля, вернее то, что осталось от них после того, как они вступили в бой с абордажными машинами берсеркера. Можно не сомневаться, что плену они предпочли смерть.
Херрон же ничего ничему не предпочитал… Сейчас он, если не считать нескольких бактерий, был, вероятно, единственным живым существом в радиусе светового года, и со спокойным удовлетворением мог отметить, что подобная ситуация ни в коей мере не страшит его и что давнишняя усталость и равнодушие по отношению к жизни были для него не просто позой, с помощью которой он вводил в заблуждение самого себя.
