– Я была тогда только девочкой, – сказала Риппл Мередит.
Они снова замолчали. В этом молчании ей слышалось несколько голосов. Один из них – голос ее матери: «Но Стив – всего лишь мальчик» (когда она так говорила, это была правда, но теперь Стив мужчина).
Второй – голос Мадам: «Были прославленные женщины, говорившие: «Я отдала бы свою карьеру, чтобы иметь детей», – но никогда не было матери, которая бы сказала: «Я променяла бы своих детей на карьеру».
Третьим был непреклонный голос Виктора Барра: «Они знали, в чем состоит счастье женщины».
Как странно, как несправедливо! Впервые Риппл, всегда озлобленно воспринимавшая все замечания Виктора по этому поводу, почувствовала, что вполне с ним согласна. В конце концов он был совершенно прав. Но счастье для женщины мыслимо только с мужчиной, которого она могла бы любить. «Нет, – думала Риппл, сжав губы, – не с таким человеком, как Виктор. Только с таким, как Стив… Я допускаю, что ради этого можно отказаться от всего. Можно пойти ради него в огонь и в воду». – Она повернула голову и посмотрела на Стива.
– Вы любите меня? – просто спросил он. Риппл, глядя в сторону, тихо сказала: – А почему вы не скажете мне, когда снова меня полюбили? Я хочу сказать, по-настоящему.
Он улыбнулся. Риппл с замирающим сердцем не могла подавить в себе мысль о том, что будь в этот момент на месте Стива Виктор Барр, он привлек бы ее к себе и закрыл ей рот страстными поцелуями, так что она ничего не могла бы сказать. Но Стив ответил, как на вопрос, заслуживающий внимания:
– Когда? Дорогая моя, это было где-то около Кингстона.
– Около Кингстона?
– Во время нашей поездки, в вечер премьеры. Когда я увидел, как распустились ваши волосы. Прядь волос зацепилась за застежку моей перчатки. Я все вспомнил. Прошлое встало передо мной. Я подумал тогда… с тех пор я всегда думал о вас, Риппл… – Стив улыбнулся и нежно спросил: – А вы?
Риппл, очень счастливая, слишком счастливая, чтобы улыбаться, ответила, слегка задыхаясь: – Я скажу вам потом.
– О, это гораздо лучше, – подхватил Стив Хендли-Райсер. – Гораздо лучше, дорогая. Это будет не так плохо, знаете… Я постараюсь, чтобы вы не относились ко мне слишком скверно…
Нежно, как будто они снова танцевали вальс, он положил руку ей на плечо. Так же как когда-то у солнечных часов, он прошептал:
– Риппл, я хочу… – и поцеловал ее, как тогда.
Но как непохож был ее ответ! Риппл порывисто и страстно прильнула к нему («Ах, только бы он никогда не выпускал меня из своих объятий!»). Она обвила его руками, склонив ему на плечо свою темноволосую головку.
Первые слова, которые она смогла произнести, были: – Как жаль. Мои волосы. Так жаль, что я их остригла.
– Отпусти их опять, Риппл. Хорошо? Пусть они растут, я хочу, чтобы они скорее связали нас с тобой…
VII
Распахнулась стеклянная дверь, и до них донеслись шум, смех, веселая музыка:
О, я танцы ненавидел,
Пока не встретил вас!
Дверь снова захлопнулась.
– Ах! – воскликнула Риппл, отстраняясь от его плеча и изумленно оглядывая коридор, пальмы и зеркала, в которых отражались их фигуры: ее – серебристая и цвета слоновой кости и его – черно-белая. – Мы на балу…
– А где же, ты думала?
– Я… не знаю.
Стив восторженно засмеялся: – Слушай! Ты знаешь, что моя мать рассказала мне недавно? Знаешь, когда мы с тобой в первый раз были вместе на балу? Нет, не тогда, когда ты меня отчитала. Это было за пятнадцать лет до того. Ведь ты родилась на балу. Я тоже там присутствовал. Я тогда был маленьким ребенком. Представь себе!
Ожило ли в тайниках его сердца замолкнувшее эхо? Вспомнил ли он мелодию, простую и сентиментальную, которой придали новое звучание их переживания? Мелодию, в которой слышались звуки рояля и скрипки, и пение арфы?
Заблестит моя звезда, когда ты, любовь моя,
Придешь в тихом лунном сиянии…
И жди меня
У восточного моря,
Под тенью пальмы…
– И вот тоже на балу, – засмеялся Стив, поднося ее руки к губам, – на балу ты становишься моей невестой…
– Я счастлива, – прошептала Риппл, и взор ее был полон весенней радости. В глазах девушки, устремленных на возлюбленного, сияли, танцевали звезды…
