Она села, легким, небрежным движением поправила прическу, улыбнулась Туманову, обнажая великолепные белые зубы.
— Вы ведь Владимир Ильич Туманов. Верно?
— Да, — кивнул он. Ему было приятно когда его узнавали. — А откуда вы меня знаете?
— Видела вас по телевизору. Мечтала познакомиться. Я по нескольку раз смотрела ваши фильмы. Они замечательны!
— Их не так много.
— И вместе с тем они дают представление о вашем таланте. Мне кажется, что вы единственный, кто продолжает лучшие традиции нашего кино.
— Вы мне льстите… Простите, не знаю вашего имени, отчества.
— Вера Сергеевна.
— Вы мне льстите, Вера Сергеевна. А как же наши метры — Михалков, Рязанов, Меньшов и другие? Именно у них я учился снимать кино.
— На мой взгляд, их испортила коммерциализация кино. Разве можно сравнить михалковский «Неоконченная пьеса для механического пианино» с его «Сибирским цирюльником»? Если первый исключительно русский фильм, насквозь пронизанный Чеховским духом, то второй типично американский, с плохо прописанным сюжетом, без достаточной мотивировки поступков героев, но зато поражающий зрителей великолепием и красочностью сцен. А сцена на балу лично у меня вызвала лишь чувство неловкости и стыда за режиссера. Вы со мной согласны?
«А ей не откажешь в наблюдательности», — подумал Туманов. Но опасаясь, что Вера Сергеевна может оказаться кинокритиком или журналисткой и так интерпретировать в прессе его слова, что разом поссорит с метрами, уклончиво ответил:
— Я как-то об этом не думал.
В это время официантка принесла заказ, выставила содержимое подноса на столик, вопросительно взглянула на Веру Сергеевну.
— Бокал мартини, пожалуйста, — сказала та.
Официантка окинула её подозрительным хмурым взлядом и, ничего не ответив, ушла. Чтобы сменить опасную для себя тему Туманов спросил:
— Вы очевидно актриса?
— Когда-то мечтала ею стать. Но увы, — Вера Сергеевна развела руками и с сожалением вздохнула, — Бог не дал таланта. Но очень люблю кино и театр.
— И кем же вы работаете если не секрет?
— Профессия у меня сугубо прозаическая. Я — экономист.
— Вот как?! — удивился Туманов. — С вашими внешними данными вы могли бы стать знаменитой фотомоделью или кем-то в этом роде.
— Вы считаете, что торговать своей внешностью более престижно, чем быть экономистом? — умехнулась она.
— Но это бы могло принести вам известность, славу, большие деньги наконец. По-моему, каждая женщина об этом мечтает. Разве не так?
— Я, Владимир Иьич, очень уважаю вас как режиссера, но, извините, вы совсем не знаете женской психологии. Настоящие женщины мечтают о большой любви, о хорошем муже, о семейном счастье. Если это есть, то все остальное неважно.
— Вы замужем?
— Увы, — печально улыбнулась Вера Сергеевна. — Мой первый опыт надолго отбил у меня охоту обзаводиться семьй. Но я не теряю надежды.
Официантка принесла ей мартини. Туманов наполнил свою рюмку. Сказал:
— В таком случае, предлагаю тост за семейное счастье!
— Охотно его поддерживаю! — рассмеялась Вера Сергеевна и сделала глоток из бокала.
Туманов выпил водку и налег на салат. Ему было интересно в компании с этой красивой неординарно мыслящей женщиной. Правда, её представления о жизни несколько старомодны, попахивают нафталином, как вещи из бабушкиного сундука. Но может быть именно поэтому с ней было так интересно разговаривать. Ему до чертиков надоели деловые, хваткие, эмансипированные дамы, которых в кинематографе было хоть пруд пруди. Хорошо, что его Вероника не такая. В чем-то она была похожа на новую знакомую.
Они ещё пили. Она расспрашивала его о новом фильме, о планах на будущее, делилась своими впечатлениями о новых фильмах, спектаклях. В разговорах с интересной собеседницей время летело незаметно. Они давно уже покинули Омск и теперь поезд шел по родной Новосибирской области.
Наконец, Вера Сергеевна посмотрела на ручные часы, смутилась:
— Извините, Владимир Ильич, я кажется отняла у вас уйму времени. Вас наверное уже заждалась ваша жена Вероника Павловна.
И он вновь удивился осведомленности новой знакомой.
— Она пока мне не жена, — ответил.
— Так скоро будет. Ведь все ваши фильмы заканчиваются новыми свадьбами, — улыбнулась она. Встала. — Еще раз прошу меня извинить. До свидания!
