— Ни о каком, — быстро сказал косолапый, делая успокаивающий взмах рукой. — Обознался впопыхах. А тренировки забросил напрасно. Аморфность губит наше общество. Леность и покорность дуре-судьбе. В общем, приходи, если надумаешь. Деньги у нас платят хорошие, работа, как видишь, благородная. Да и в старики тебе рано записываться, девушка не одобрит. До свидания, — приподнял он кепочку, — простите, что опоздали.
— Бывай здоров, дружинник, — проводил я таинственного молодца напутственным словом.
И тут Милочка расплакалась всерьёз.
Дневник Антона Басарыги. 12 апреля, суббота.
Если уж и начинать дневник, то в день, чем-либо выдающийся из череды прочих, решил я. День Космонавтики — то, что нужно. Дата, наполняющая сердце патриота гордостью за славные свершения предков. Я — патриот, чего ничуть не смущаюсь. К космонавтике тоже имею кое-какое отношение. ВИК — аббревиатура моей специальности в реестре оконченного с блеском Вуза. "Воздухоплавание и космонавтика", — шутливо расшифровывали студенты и преподаватели. "Водоснабжение и канализация", — без малейшего намёка на веселье возражали им строгие факты.
Рассудила спорщиков запись в дипломе, разночтений не допускающая.
На первом курсе я был старшим в группе. За моими плечами вздымались год работы на заводе, служба в ВС России и рабфак. На фоне абитуры — семнадцатилетних мотыльков и мотылиц, зачастую не потерявших ещё прыщей и девственности, я, тёртый парень двадцати одного года, смотрелся если не Мафусаилом, то как минимум перцем. Мне так и говорили: "Да ты, Антоха, перец!" Неудивительно, что именно меня назначили старостой группы.
Моя родина, городок Старая Кошма, которую медленно, но верно всё глубже всасывает в себя урбанический спрут губернского центра, оставалась тогда ещё независимой административной единицей, посему мне, как иногороднему, полагалось общежитие. Общежитие стройфака, вотчины нашего ВИКа, подвергалось вялотекущему капремонту, и студиозусов — будущих строителей и дипломированных сантехников, расселили по чужим краям. Первый курс, как наименее распущенный, ввергли в пучину инжэка, где, как известно: "куда ни плюнь — девка". Вторая часть этого летучего выражения представляется мне человеконенавистнической и дискриминационной по отношению к женской половине человечества, и я приводить её здесь не буду. Тем не менее, девушек вокруг имелось в самом деле предостаточно. Известна ещё одна крылатая формула, характеризующая отношение студенток к такой важной составляющей нашей жизни, как секс. Её придется написать целиком.
Итак: "На первом курсе — никому-никому. На втором — никому, только ему одному. На третьем — только ему… ну, и ещё кое-кому. На четвёртом — всем-всем-всем. На пятом — ах, кому бы, кому?!" Если даже формула эта справедлива лишь для одной девушки из десяти, всё равно понятно, что в сексуальных приключениях недостатка у меня не было. Тем паче, самые задорные студентки-старшекурсницы в аккурат были близки мне как по возрасту, так и по темпераменту. И, кстати, вовсе не пугались "старого солдата и рабфаковца", подобно малюткам-однокурсницам. Однако, справедливости ради, следует сказать, что и среди последних встречались ой какие разные… Словом, интимная жизнь моя на первом курсе протекала бурно, была насыщена до предела и даже сверх того. На учебу времени практически не оставалось.
С грехом пополам, скользя по краю пропасти почти вслепую (половой беспредел, совмещенный с невоздержанностью в винопитии, зрение туманит — будь здоров!), я сдал летнюю сессию, имея по ходу несколько тяжёлых продолжительных разговоров с заместителем декана по младшим курсам. Упрятав зачётку с последней росписью преподавателя физики возле крошечной оценки «удовлетворительно», я твёрдо решил изменить жизнь.
С каникул я вернулся на две недели раньше начала занятий. Всё это время посвятил одному — выбиванию в личное пользование комнаты, свободной от сожителей. Всеми правдами и неправдами, лестью, пламенными речами, жалобными стонами, подкупами явными и косвенными мне удалось добиться своего. Комнату мне предоставили на этаже семейных студентов. Разумеется, в ней были прописаны ещё два паренька (меньше никак не выходило), но они присутствовали в ней только формально. Один снимал благоустроенное жилье со столованьем и прачечным обслуживанием в городе, за немалые деньги. Он был отпрыском состоятельных провинциалов. Другой жил, а вернее, сожительствовал, с «матушкой». Для непосвящённых: со старшей, чем он сам, любовницей, обременённой к тому же ребёночком. С сыном богатых родителей проблем не возникало; к альфонсу же приходилось наведываться раз в месяц, дабы распить совместно бутылочку винца. Иначе он, истосковавшись по студенческой вольнице, мог заявиться с этой самой бутылочкой в гости. Как водится, в наиболее неподходящее для того время.
