— Григорий Борисович, к вам Батурина А. Р.
— Пропустите. — Генерал по старой, въевшейся привычке огладил блестящий, словно натертый суконкой череп. От некогда богатой растительности остались только кустистые хохляцкие брови и остатки волос по ободку и над ушами. Но это не была жалкая, побитая молью тонзура или потная неопрятная плешь, это был благородный воинский шлем. Он с легким хрустом расправил сановитые плечи, на которых одинаково ладно сидели и усыпанный медалями парадный китель и скромный пиджак бойца невидимого фронта. Спина, размятая массажистками из медуправления, приятно ныла, и все тело посылало в свой «главный штаб» сигналы довольства, рапорты сытости и донесения о том, что неплохо бы…
Пикантная мысль не успела оформиться под сияющим куполом, в кабинет генерала вошла девушка. Он одобрительно оглядел посетительницу. Особенно понравилась ему линия бедер, изящная, но без признаков вырождения, главным из которых генерал считал плосковатую худобу, раздражающую его в богемных барышнях. «Что-то срочное», — припомнил он будоражащий звонок одного из бывших коллег, ныне подвизающегося в телевизионной журналистике.
— Александра Батурина, журналист телеканала «Апломб»…
— Приятно, приятно, прошу садиться, Александра…
— Григорий Борисович, мне необходимо поговорить с вами как частное лицо…
— Миша, два чая, — распорядился генерал.
Через минуту вышколенный адъютант доставил поднос с двумя янтарными стаканами. В каждом плавал прозрачный ломтик лимона, и позвякивала серебряная ложечка с эмблемой Главного управления.
— Слушаю вас.
— Я тележурналист, кроме того, я веду молодежную рубрику в «Вестнике» канала. — Голос Сашки внезапно ослабел, сломался. — Тема диггеров сегодня очень актуальна, чтобы сделать небольшой репортаж, я решила сама прогуляться по трубам и коллекторам.
Сашка умолкла, собираясь с силами.
— Так, уже интересно! — нарочито подбодрил ее Солодовник. — Ох уж эти диггеры, скоро придется подразделение скалолазов создавать, чтобы хоть немного укротить этих «детей подземелья».
— И во время этой вполне безобидной экскурсии мы наткнулись на оружейный склад…
Солодовник отвернулся, чтобы девушка не видела его лица. Продолжая слушать корреспондентку, генерал задумчиво изучал яркий парадный портрет. Он знал этого парня еще скороспелым выдвиженцем. И многое сделал лично для него. Но чем дольше он смотрел на портрет, тем сильнее раздражала загадочность этих серых, немного заячьих глаз, подвижное равновесие мелких неправильных черт, и главное, эта странная тонкая, как ломтик лимона, усмешка. В этой усмешке было все: и почти божественное сверхзнание, и крестная мука избранника, и липкий отпечаток Иудиного поцелуя.
— Склад? Это уже серьезно. Сможете дать точные координаты?
Сашка долго объясняла и рисовала схему, объясняла, как от набережной дойти до развилки, а оттуда через разобранный завал к Манежной.
— Да вы пейте, пейте чай, Александра, как вас по батюшке-то? И не волнуйтесь. Спасибо за сигнал. Мы все проверим. Вот только извините, о результатах сообщать вам не будем. Факты этой категории — государственная тайна.
Выпроводив корреспондентку, генерал сделал несколько срочных звонков. Он был вне себя. Прочный, сейсмоустойчивый фундамент его бытия трясся. Едва не сбив плечом испуганного адъютанта, генерал выскочил из кабинета, промчался по лестнице, как сомнамбула прошагал двор насквозь, пока не рухнул на сиденье автомобиля. «Надо что-то делать», — повторял он серыми от гнева и страха губами.
* * *
За два дня до свадьбы Илья улетел в командировку в Монако. На рассвете первой же одинокой ночи Сашка выскользнула из постели, на цыпочках прокралась в кабинет Ильи и взяла с полки чашу. Где же она могла видеть Натана?
Сжимая в ледяных ладонях оракульскую чашу, она завернулась в пушистый плед и потихоньку согрелась, задремала. Сон был горячий, беспокойный и болезненно реальный. Она чуяла горячее солнце, острый белый песок и сосновые иглы, отпечатавшиеся на ее коже. Истрия, «дикий» пляж, катер, пляшущие огни Венецианского залива, ночь в старинной башне, огни, ветер и шепот теней; все было выпуклым, реальным. В сумрачной части зала за пустым столиком сидел человек. Его зеленовато-смуглое лицо подрагивало в порывистом свете факелов. Он изредка касался губами бокала и посматривал в их сторону. Тогда, в башне Сашка решила, что это итальянец или румын. Она привыкла к вниманию и ничего удивительного не видела в том, что кто-то безо всякого умысла любуется ими. Бледное лицо, мерцающее в глухой нише, приблизилось по ее желанию, как в компьютерной игре, это был Натан! Это он сидел за одиноким столиком и смотрел на нее поверх бокала. Ей снился спуск в «подземелье готических ужасов» и мягкий голос Ильи, от которого слабели ее поджилки:
