— Я к вам, насчет леса, — обратился он к старушке за свечным ящиком.
— Тебе, соколик, к сестре Мелании, вон она на «крылосе». После службы и подойди. Праздник сегодня престольный: Егорий летний.
Алексей посмотрел туда, куда указала старушка. Несколько монахинь, почти скрытые иконостасом, выводили ирмос. В темном монашеском одеянии, на клиросе пела Агриппина. Потупив огненные очи, она не видела Алексея. Так вот где нашла она прибежище, где успокоилось ее сердце. «Гриня, Гриня, шелковистая и жаркая, как африканский ветер, осталась ты на другом берегу, и уже не вызвать тебя, не докричаться. Иной свет и иное солнце светит тебе, и нельзя тревожить тебя, смуглая лилия, в хрустальном твоем дворце, где целует тебя твой небесный жених».
Алексей, опустив широкие плечи, тенью вышел из храма, и, не помня как, добрался до заимки.
Сашка хлопотала у печки. Он впервые заметил, как нежно округлился в поясе ее живот, как осторожно, словно боясь выронить драгоценность, наклоняется она, когда надо подбросить дров в печь, или прикрыть заслонку.
Он встал на колени и обнял ее. Это была его драгоценная чаша, его Грааль, с каплей его жизни, крови и бессмертия.
— Вот что, мать, будем дом строить. Как в старину, по саженям, по живому мерилу, чтобы дом жил и дышал, чтобы берег нашего малыша, растил богатыря. Видел я сегодня, Саша, волшебное место. Берег там высокий, словно взлетает над Прорвой, над долиной, над полями. Река, холмы и лес — как на ладони. От монастыря колокольный звон слышен. Постоял я там, огляделся, вижу: дом там когда-то стоял. Огромные валуны обочень в землю вросли. На них и дом ставить будем, а вокруг яблоневый сад насадим.
Есть у меня и такая мысль, как жить нам вдали от поселка и ни от кого не зависеть. Сначала думал ветряк построить, но Кобальт подсказал, как надежнее наш дом теплом и светом обеспечить: он соберет для нас особый генератор. Он будет подзаряжаться от энергии вращающейся Земли. Никола Тесла еще сто лет назад предлагал строить такие станции, это избавило бы людей от необходимости выжигать леса и земные недра.
Бревенчатый дом рос со сказочной быстротой, словно Алексей подгонял время. Долгие летние дни и короткие ночи были созданы для того, чтобы рьяно трудиться, не зная усталости.
— Ну, вот и все, — однажды вечером сказал ей Алексей. — А теперь мне пора… Утром уеду. Молись обо мне, Саша, и свято помни.
Через месяц после отъезда Алексея в избу бочком, пряча глаза, вошел участковый Петров. Сел в красный угол, обвел горницу заплывшими жиром глазками, притворно вздохнул.
Сашка инстинктивно прикрыла живот складками павлопосадской шали, и замерла, предчувствуя беду.
— Вот что, гражданочка Батурина, готовьтесь-ка к переезду.
— К переезду?
— Выселение в законном порядке. Земля теперь в частной собственности. Бизнесмен из Азербайджана завод будет строить, и лес наш ему очень даже понадобится. Доски — на продажу, а из опилок водку будут гнать. Опять же рабочих мест в поселке прибавится.
Сашка отказывалась что-либо понимать. Теребя пальцами бахрому платка, пробовала уговорить Петрова:
— А когда лес кончится, тогда что? Земля и лес не нам принадлежат, а будущему!
— Ты что, с необитаемого острова сюда попала? Газеты читаешь, радио слушаешь? Закон о продаже земли уже давно вышел. Лес этот на корню куплен, а участок отдан под элитную застройку. Лесничество ликвидируется, а все строения объявляются незаконными. Мне лично жаль вас, но ничего не поделаешь. Я же не на улицу вас гоню, в Ярыни общежитие есть для сезонных рабочих, чай, не баре… Если надо я похлопочу…
— Я никуда не уйду отсюда. Это наша земля! — крикнула Сашка, под сердцем болезненно взбрыкнул и замер ребенок. Ее взгляд заметался по светлым, гладко тесаным бревнам, пока не остановился на ярком окошке иконы. Губы шевелились в беззвучной мольбе.
Петров с усмешкой следил за ней.
— Молитвами тут не поможешь. Ты приглядись, голубка; с иконы твоей Егорий давно ускакал, один змей остался.
