Уже утром, стоя перед зеркалом, я решился дотронуться до десны. Похоже на мякоть сливы по консистенции, да и по цвету уже напоминает. Боли нет. При нажатии из лунок сочится кровь с какой-то примесью. Она почти чёрная. Когда убрал палец, вместе с ним отделился небольшой кусочек багровой плоти. Ранка начала кровоточить. Я попытался закрыть её пальцем, но не рассчитал и надавил, видимо, слишком сильно. Сначала я подумал, что палец просто соскользнул, но нет, соскользнул не палец, а верхний слой десны. Пласт мяса отделился и сполз вниз, под губу. Кровь потекла по подбородку, и меня вытошнило.
Решил вызвать скорую. Даже не представляю себе, что будет дальше.
День шестой.
Лежу в больничной палате, но спокойнее мне от этого не стало, скорее наоборот.
Вчера, пока вызывал скорую, проклял всё на свете. Не хотели ехать. После того, как я сказал, что у меня жуткие проблемы с зубами и дёснами, мне посоветовали пользоваться "Блендамедом". Я постарался вежливо объяснить, что "Блендамед" мне вряд ли поможет, что у меня кариесу селиться уже негде, и что я уже всю трубку кровью забрызгал за время нашей милой беседы.
Когда меня доставили в приёмное отделение, дежурный врач, поморщившись, тут же направил в травматологию. Снова пришлось объяснять суть моей проблемы. В результате меня послали в инфекционное.
Я попал в палату на пять человек. Двое моих соседей тут же позвали медсестру и попросили перевести их в другую палату, подумав, к ним присоединились ещё двое. В результате перевели меня. Поместили в одиночку, чтобы я никого не смущал.
Примерно через пять часов после переезда ко мне наконец-то заглянул врач, представился Степаном Игнатьевичем. Я в третий раз пересказал свою историю. Врач вроде толковый попался — седой дядька лет шестидесяти, весьма интеллигентной наружности. Он долго светил мне в рот фонариком, вздыхал и качал головой, наконец, выключил фонарик, снял очки и сказал, что в его практике подобных случаев ещё не встречалось.
Ещё через полчаса врач вернулся с каким-то здоровенным мужиком в белом халате — уж не костоправ ли? — и они вдвоём принялись разглядывать мою ротовую полость. Расспрашивали об ощущениях, долго спорили о природе столь странной болезни, выдвигали предположения о мутировавшей цинге, сделали даже несколько фотографий, и ушли. Есть смутные подозрения, что по мне собираются писать диссертацию.
На ужин принесли куриный бульон и жидкое картофельное пюре.
День седьмой.
За эту ночь я выплюнул в утку восемь зубов. Осталось двенадцать, надолго не хватит. Вонь изо рта просто невыносимая, и привкус какой-то помойный.
Утром проснулся и почувствовал языком что-то омерзительно мягкое. Решил оценить состояние своих дёсен, но зеркала под рукой не оказалось, пришлось смотреть в экран мобильника. Хорошо, что он чёрный и отражение в нём нечёткое, это смягчило шок. Я открывал рот и видел, как между размыкающимися губами тянется мерзкая розовато-серая слизь, густая и липкая. Передняя часть верхней десны тоже начала чернеть, а нижняя… там просто месиво. Как грязь, или болотная жижа, перегной — вот, что осталось от нижней десны спереди. Она заметно просела, ещё немного и дойдёт до кости.
Стыдно, конечно, но сегодня я просто потерял контроль над собой. Орал, вёл себя как буйно-помешанный. Чуть не съездил по физиономии Степану Игнатьевичу. Он не виноват, что со мной это случилось, никто не виноват.
Невыносимо чувствовать смерть у себя под языком, постоянно стараюсь прижать его к нёбу, чтобы не касаться нижней десны.
Вечером мне сообщили, что завтра утром меня должны перевести в Москву. Там какие-то доктора наук заинтересовались моим случаем. Пусть так, хуже уже не будет.
День пятнадцатый.
При переезде забыл в тумбочке свой дневник, сегодня мне его передала мама. Саму её ко мне не пустили, и правильно, не к чему это, пусть хоть в памяти останусь таким, как прежде.
Я сейчас лежу в палате похожей на космический корабль, кругом какие-то приборы стоят, я их вижу через полупрозрачную шторку по периметру моей койки, все руки утыканы датчиками и катетерами. На правой стене моей палаты здоровенное смотровое окно, за которым постоянно маячит морда дежурного. Я его уже ненавижу. Понимаю, конечно, что человек работу свою выполняет, но нельзя же постоянно на меня пялиться.
