Генерального штаба штабс-капитан Кузьмин, приятель Александра Пантелеймоновича Баласогло, несостоявшийся его спутник в неосуществленной экспедиции к Восточному океану, не засиживался подолгу в Петербурге и на пятницах в Коломне был гостем непостоянным, то зачастит, то исчезнет. Воротился вот из Тамбова и опять собрался куда-то, а по случаю предстоящего отъезда приглашал в субботу к себе. Но когда позвал Петрашевского, Михаил Васильевич согласился не сразу. Протянул в ответ какую-то записку.
— Странноватая, не находите?
В записке Толь извинялся, что по причине головной боли не смог прийти в этот вечер, сообщал, что переехал на новую квартиру вместе с Антонелли, и просил быть у него в субботу на новоселье, пригласив с собою и других, поскольку, кроме наших, никого не будет.
— Какая надобность в этих извинениях, тем более что Толь большей частью молчит? И что это за наши?!
— Антонелли? — неприязненно спросил Кузьмин. — Тот блондинишка в красном жилете?
— Он и передал мне записку… А что вы имеете против него?
Кузьмин пожал плечами. Господин, которого раньше он здесь не встречал, проявил к нему особенное внимание, потчевал заграничными сигарами, так что это ухаживанье побудило даже спросить о нем у Баласогло. Тот отмахнулся: мол, итальянчик, способный только носить на голове гипсовые фигурки. «Для чего же он здесь бывает?» — «Разве вы не знаете, что Михаил Васильевич расположен принять и обласкать каждого встречного на улице…»
При этих словах, переданных ему Кузьминым, Петрашевский рассмеялся:
— Пустоголовый мальчик, конечно, недоконченный… Но не в наших ли силах наполнить его голову чем-то хорошим? Одно жаль: нельзя поспеть сразу в оба места!
Он радовался всякому случаю собраться в новом доме, с новыми людьми, пускай даже с улицы, Баласогло поддел его справедливо. Он был рад собраниям у Дурова, у Кашкина, даром что сам не принимал в них участия. Чем больше таких домов, кружков, разговоров, тем лучше, в этом твердо был убежден Петрашевский, и ему даже в голову не приходило обижаться, что самого зовут не повсюду, он и не задумывался над этим, а если б задумался, нашел бы это вполне естественным.
А вот с невозможностью попасть сразу в два места, к сожалению, приходилось считаться.
— Что до вашей настороженности, — сказал он, — заподозрить всякого можно. Я слышал это о Тимковском, о Черносвитове… о самом себе! Что ж, прикажете немовать?!
Когда вдвоем они вышли из кабинета, к ним проворно подскочил Антонелли, чтобы повторить приглашение Толя — от своего имени также.
— Увы, — сказал ему Петрашевский, — я дал уже слово быть завтра… — он указал на Кузьмина.
— Мы и вас приглашаем, — сказал Кузьмину Антонелли.
— Спасибо, но у меня у самого будут гости.
— Так милости просим с гостями вашими!
— Я не думаю, чтобы мог предложить им подобное переселение.
— Так не можете ли вы отложить ваш вечер хотя на день?
— На Неве теперь лед плох, — ответил Кузьмин и пояснил, что живет на Васильевском острове. — А ну как разведут мосты и придется уезжать, не простясь с друзьями?!
Объяснение Кузьмина, однако, ничуть молодого человека не поколебало:
— Вероятно, большая часть ваших гостей здесь, вы можете предупредить.
— Из тех, кто здесь, я просил только Михаила Васильевича да Баласогло, а теперь прошу вас и прошу передать приглашение господину Толю. А в воскресенье или в другой день, как назначите, я с удовольствием буду к вам, — Кузьмина не так-то легко было переупрямить.
— Кто же еще будет у вас, кого не можете к нам привести?
— Будет брат мой, будут гости моих товарищей по квартире, я живу не один…
— Кто же будет?
Молодой человек проявлял настойчивость, но при этом, Кузьмин заметил, его светлые глаза не то чтобы косили, но избегали встречи. Штабс-капитан назвал ему приглашенных с некоторым уже раздражением, однако еще пряча это в себе.
Увидав, что коса наскочила на камень, Петрашевский сказал примирительно, обратясь к Антонелли:
— В самом деле, отчего бы вам не собрать всех в воскресенье, пускай суббота у Кузьмина будет как бы к тому репетицией.
— И скажите Толю, — прибавил Баласогло, — чтобы обязательно позвал Васильевского, чудного человека и храброго!
