И если все же оба решились пережить еще раз ночь влюбленных там, где родилась их любовь, то не потому ли, что они пытаются оживить притупившиеся чувства? И возможно ли вдохнуть жизнь в уже бездыханную любовь? Только эта четвертая ночь в гостинице может принести ответ: либо это будет возобновление отношений, дающее желание прожить вместе еще год в любви, либо окончательный разрыв, и тогда назавтра они расстанутся на рассвете навсегда.
Правда состояла в том, что их совместное существование становилось обыденностью, за исключением этой ночи в комнате с глициниями: все остальное время перестало быть для них любовным приключением и пылкие чувства уступали место монотонному сожительству. Конечно, они еще не дошли до той степени, когда ложатся в постель, чтобы выполнить супружеский долг, но тем не менее их любовные игры являлись скорее остывающей привычкой, чем жарким, трепетным желанием. А в таком случае постылая привычка быть вдвоем в постели с течением времени может перейти в неприятие, или что еще хуже – в безразличие.
Свою главную ошибку Ален видел в том, что в течение этих трех лет Хадиджа жила в его доме. Надо было видеться реже, чтобы предоставить возможность обоим переживать это сладостное чувство томления и ожидания. А Хадидже это позволило бы сберечь чарующую таинственность, исходящую от нее, и которая так его очаровала с первой встречи. Вина Алена состояла и в том, что он сразу же пожелал открыть ее тайну, а затем полностью проникнуть в нее. И вот настал день, когда он больше не находил в ней ничего таинственного, кроме того, что сам начал изобретать, требуя от любимой появляться в восточных нарядах и в сари, с замысловатыми прическами, подчеркивающими ее чувственность, завязывать причудливо ее красивые, длинные волосы, краситься так, как это делают лишь женщины Северной Африки и Среднего Востока; она и жила в интерьере, низкие столики и ковры которого составляли основу меблировки; пела она арабские песни, в которых ему нравилась их чувственная, терпковатая поэзия, хотя он не понимал их смысла, не зная ни слова по-арабски. Единственно, чего не надо было требовать, это то, чтобы она оставалась мусульманкой, рожденная ею, она не нуждалась в изменении религиозных чувств и навсегда останется мусульманкой... А все остальные аспекты ее таинственности он постарался воссоздать тщательно и терпеливо, забыв, что придет день, и гораздо раньше, чем он об этом догадывался, когда эта тайна, склеенная из отдельных фрагментов, рассыпется. И этот день пришел, сметая осколки желанного счастья. Теплилась одна только маленькая надежда, что ночное свидание у истоков рождения их любви снова заставит разгореться пламя их страсти, которой они так жаждали!
Эти мысли, промелькнувшие в его голове за несколько мгновений молчания, были так же быстры, как и ее размышления. Пользуясь нависшей тишиной, Хадиджа тоже переживала в своей памяти все то, что она передумала за этот день ожидания до той минуты, как она покинула дом, чтобы отправиться на их свидание.
Она тоже испытала чувство необходимости поставить точку. К чему привела ее их совместная жизнь? Вопреки всем ее ожиданиям она понимала, что не дождалась желанного настоящего счастья. И если первые два года прошли относительно быстро, то третий год тянулся для нее ужасно долго. Сегодня, перед этим традиционным свиданием в гостинице, она почувствовала себя чужой в этой стране, во Франции, и сама не зная почему, она начала ненавидеть Париж. Для нее он стал теперь чужим и нелюбимым, как любой другой город мира, кроме столицы ее родной страны. Это даже казалось нелепым: ведь когда-то она испытывала благодарность к Парижу, открывшему ей столько сторон жизни, которые остались бы для нее недоступными, останься она у себя на родине.
Родина? Она оттуда почти сбежала шесть лет назад, как только возраст позволил ей самой решать свою судьбу, и она устремилась во Францию, явившуюся для нее сказочной страной, давшей ей счастье свободной женщины. У нее на родине с женщиной не считаются или считаются очень мало!
Первые два года ее пребывания во Франции были для нее полны трудностей и неожиданностей, единственной пользой которых было приобретение жизненного опыта, которого до того у нее практически не было: у нее на родине девушки и женщины из порядочных семей жили взаперти и общались только между собой. Они практически не соприкасаются с традициями и обычаями других стран. Оказавшись в Европе, дышавшей смелой свободой и утонченным вольнолюбием, она с жадностью принялась изучать привычки и удовольствия новой, непривычной жизни, старалась полностью насладиться плодами западной цивилизации. Как большинство женщин ее национальности, Хадиджа возмещала определенную узость кругозора арабской женщины безошибочным, почти мистическим инстинктом, позволявшим в несколько мгновений учуять намерения и желания мужчин.
