Но теперь все, с него хватит!
— Мама, тебе известно мое отношение к женитьбе и детям, — решительным тоном начал Бертолд. — Это не для меня. Я знаю, ты надеешься, что в один прекрасный день я изменюсь. Но этого не произойдет. Надеешься, что я со временем влюблюсь. Но я не влюблюсь.
— А твоя подружка знает об этом? — лукаво поинтересовалась Фредерика.
— Знает совершенно определенно.
— Странная подружка.
— Эстер меня понимает. У нас с ней… нечто вроде соглашения.
— Хочешь сказать, что вас обоих интересует только секс?
Бертолд поморщился.
— Ну, я бы не сказал так грубо.
— А как бы ты сказал?
— Мы с ней любовники.
— Нет, это не так. Любовь не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимаетесь.
Насмешка матери ошеломила Бертолда. Он не видел ничего постыдного в подобных рациональных и разумных отношениях между мужчиной и женщиной. Он никого не обижал этим, и уж тем более Эстер.
— У тебя очень старомодная точка зрения, — буркнул Бертолд.
Он повернулся, чтобы уйти, и увидел в дверях Хилду. В одной руке она держала бутылочку, в другой памперсы.
Интересно, слышала ли она наш разговор? — подумал Бертолд. Если неприязнь в ее взгляде являлась оценкой моего поведения, значит, она слышала о моих отношениях с Эстер.
— Прошу меня извинить, — пробормотал Бертолд, подходя к двери.
Хилда быстро отступила в сторону, пропуская его. Ее суетливость показалась Бертолду просто оскорбительной. Что она возомнила? Испугалась, что если прикоснется ко мне, то может заразиться?
Бертолд едва не рассмеялся. Вот если бы она знала, что я думал о ней в течение всего ужина, тогда да, тогда ей действительно стоило бы испугаться.
К счастью, все мысли о Хилде, похоже, отошли на задний план. Возможно, потому, что он нашел верный способ избавиться от этих мыслей раз и навсегда!
Выйдя в холл, Бертолд стремительно поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Через пять минут он спустился вниз уже гораздо спокойнее. Он обрел душевное спокойствие. Эстер сказала, что будет ждать, можно приезжать в любое время.
Разумная, сексуальная Эстер.
О, если бы было побольше таких женщин!
Хилда сидела молча, вжавшись в кожаное сиденье автомобиля, принадлежащего Бертолду Кертису, и отчаянно пыталась не обращать внимания на охватившую ее тревогу.
Как и следовало предполагать, она не испытывала удовольствия, находясь наедине с этим мужчиной в тесном пространстве автомобиля. Но в данный момент Хилде мешали даже не его широкие плечи. Ощущение неловкости и неудобства возникло еще в тот момент, когда она невольно подслушала разговор Фредерики с сыном.
А на признание Бертолда об отношениях с какой-то неведомой Эстер, основанных исключительно на сексе, Хилда как-то странно отреагировала. Нет, это было не презрение к Бертолду, которого следовало ожидать, а какое-то непонятное возбуждение.
Господи… возбуждение!
Хилду так потрясло это открытие, что она застыла на месте, приоткрыв рот. Сердце ее бешено колотилось, в воображении возникали эротические сцены, в которых партнершей Бертолда была не какая-то Эстер, а она сама!
И вот сейчас, пятнадцать минут спустя, шок не только не прошел, а даже усилился оттого, что это тревожное чувство не исчезало. Кожа Хилды покрылась мурашками от ощущения близости Бертолда.
Господи, да что со мной происходит?! Ведь мне не нравится этот крупный мужчина! Да и секс мне противен!
— Расскажите мне о вашей дружбе с Флорой, — резко прозвучали в мучительной тишине слова Бертолда.
— Для чего вам?
— Да просто так, — Бертолд хмыкнул, — ради разговора. Нам придется добираться до дома Флоры минимум полчаса. Вы же сказали, что это в Уайтчепле, да?
— Да, — пробормотала Хилда.
Уайтчепел, один из беднейших районов Ист-Энда, находился к востоку от Сити. Застроен он был старыми домами с маленькими квартирами, одну из них, на Док-стрит, и снимала Флора. Квартира была крохотной, но чистой, наверное, лучшего жилья Флора не могла себе позволить на пособие матери-одиночки.
— Ну так что же? — нетерпеливо напомнил Бертолд о своем вопросе.
Хилда пожала плечами. А почему бы и не рассказать ему? В конце концов, Флора мать его ребенка. И потом, лучше уж разговаривать, чем терзаться мыслями на тему, о которой она вообще предпочитала не думать.