В спину что-то ударило, опрокинув меня на пол. Я перевернулся, выставив перед собой автомат, и надо мной нависла ощерившаяся пасть черного пса. Я держал автомат за приклад и цевьё, а тварь все пыталась дотянуться до моего лица. Я чувствовал смрадное дыхание собаки и, стараясь не дышать, пытался отвести ее морду подальше. Но тяжелая туша упорно сопротивлялась.
Давай, как с гончей революционера в июле! — рявкнул внутренний голос.
И я послушался. Я уперся коленом в живот твари и резко повел автомат в сторону, сбросив собаку с себя. Я от души приложил прикладом по челюсти твари, затем откатился в сторону и вскочил, отбросив автомат. Рука автоматически выхватила оба пистолета. Громыхнули два выстрела — и тварь с пробитым черепом рухнула на пол.
Я резко развел руки в стороны, чуть согнув локти — и был готов стрелять во все, что движется. Я огляделся, нет ли кого. И больше никого не было.
— Все? — выдохнул я, опустив руки.
Не спеши.
Снова почувствовал головокружение, и снова оно прошло внезапно. Что такое?
Я глянул на ПДА, тот все еще молчал. И как мне теперь искать Щура и наладонник для Бармена? Я вернул пистолеты в кобуры и поднял автомат. Отряхнул от пыли, перезарядил. Все пустые магазины закинул в рюкзак — появится свободная минутка, заряжу.
Я крадучись вышел из дома, чуть опустив ствол. Если тут есть кто-то еще, то это плохо. В первую очередь потому, что я не видел противника, зато он меня наверняка видел. Кто тут, может, кровосос? Возможно. Но что это за головокружение?
В ушах послышался нарастающий звон, голова вся загудела. Я даже рухнул на одно колено, машинально приставив руки к вискам. Голова затрещала от боли.
Терпи, это всего лишь боль. Ее можно преодолеть.
— Тебе… легко говорить… — прохрипел я, стиснув зубы. Я встал, но выпрямиться так и не смог — новая волна захлестнула на этот раз все тело. Я рухнул на землю, подбитый новым приступом боли.
Упал на спину, что-то в рюкзаке больно ударило в лопатку. Зато этот удар отвлек меня от звона в ушах и боли в голове. Я чуть приподнялся на локте, пытаясь найти источник звука. Может, это какая-то аномалия? Или мутант?
Где мой автомат? Видимо, выронил при новом приступе боли. Вон он, в грязи. Нужно будет чистить. АН-94 «Абакан» хорош, но не так, как привычный «калаш». В смысле надежности. «Калаш» после такого валяния в грязи можно использовать, ему хоть бы хны.
Я дотянулся до автомата, словно путник в пустыне до случайно найденной фляги с водой. В трех метрах показалась горбатая фигура человека с непропорционально большой головой. Больше никаких деталей, кроме длинного балахона, я не смог различить.
Человек резко поднял одну руку, словно указывая на меня. Меня пробрало до костей. По коже в который раз прошел холодок, чужой ветер выл в ушах. Я трясущимися руками направил на него автомат, уперев локоть левой руки в землю, чтобы был упор. Стрелять, лежа на спине, по цели, которая была сбоку — очень неудобно.
Фигура приближалась. Мелкий шаркающий шажок, еще один. Я целился, хотя перед глазами все расплывалось. Фигура начала раздваиваться, и тогда я не стал выжидать. Полоснул очередью по обеим фигурам, и не ручаюсь, что попал. Очередная вспышка боли заставила меня отпустить автомат и сжаться в комок от безумной боли.
Кости ломило, голова болела, будто череп сейчас разлетится на куски. Я ничего не видел, не слышал, не чувствовал. На грани сознания и беспамятства я различил яркий синий луч, ударивший в спину контролера. Но скорее всего это было лишь плодом моего воображения.
Три года назад…
«Эх, Лешка… В кого же ты такой подозрительный?»
Это слова Дашки, моей бывшей девушки… Из-за моей подозрительности она меня и бросила.
«Не подозрительный, а осторожный», — отвечал я.
«Зачем тебе осторожность? — спрашивала она. — Ты же знаешь, что я тебя люблю».
Вот поэтому и был осторожным, потому что чувствовал ее вранье. Она уже месяц, как встречалась с другим.
«Любишь? — усмехался я. — А Андрея своего тоже любишь?»
«Какого Андрея?» — удивлялась Даша. Актриса из нее хорошая, она же не зря училась в театральном.
«Пархоменко Андрея, того, что ночевал у тебя сегодня».
