Трубка одного висит, раскачиваясь… Одна трубка из трех. Мотается… А позади по кафельной стенке сбегают ручейки… Красные. Как лапа Ласкунчика Уильяма.
Тут поезд тронулся. Двери так и не открылись, оставив тех, кто хотел выйти, внутри, а тех, кто жаждал войти, — снаружи. И увозя Сьюзен, которая просто сидела и смотрела.
Кровь. А потом — кузнечики-акриды. Саранча.
Случилось это наследующий день. Сьюзен, поспавшая ночью всего часа три, измученная, с мутной головой, решила не ходить на работу. Лу с Андреа ушли, она шаталась по комнатам, пила чай несчетными чашками. Но мысли не оставляли ее, кружились в голове, как коршуны.
Калеченье животных (Ласкунчик Уильям, белка).
Необъяснимое (таксист с именем Брайан Колемап, кровоточащий телефон). Само Безмолвие, которое отыскивает ее в театре, в ресторане, всюду.
— Ласкунчик Уильям, ты что делаешь? — Она услышала, как пес царапает пол в гостиной. — Прекрати! Да что с тобой? — Сьюзен выключила плиту и пошла в гостиную. Ласкунчик Уильям под столом скреб стенку.
— Прекрати, ненормальный! Ты что, косточку там припрятал?
Он взглянул на нее, поджал уши и умильно поднял морду, чтобы его поцеловали. Сьюзен уселась на пол, скрестила ноги, и обняла пса, опрокинув к себе на колени, так что передние лапы у того повисли в воздухе.
— Совсем ты у меня как ребеночек, — поцеловала она его. Ласкунчик Уильям повернул к ней морду и одним махом облизал щеку.
— Ф-фу! Ступай, почисти зубы. Убирайся, вонючка! — хохоча, отбивалась Сьюзен, а он тыкался к ней с мокрым хвостом и мокрым пахучим языком.
Немножко отвлекшись возней с собакой, Сьюзен оделась и отправилась за покупками. Цены в бакалее отвлекли ее еще больше, и когда она выходила из супермаркета, то чувствовала себя уже в полном порядке.
Ласкунчик Уильям встретил ее у порога в надежде, что в пакете найдется что-то и для него. Вместе они прошли на кухню, и Сьюзен принялась выкладывать покупки.
Уголком глаза она уловила движение. Под столом ползло насекомое. Даже не вздрогнув, Сьюзен оторвала полоску бумажного полотенца и наклонилась схватить таракана. Но оказалось, что это кузнечик. Она недоуменно смотрела на него. Кузнечик ранней весной на одиннадцатом этаже многоквартирного дома в Вэст-Энде? Накрыв бумажкой, Сьюзен раздавила его и выбросила в мусорную корзинку.
И тут увидела второго. Под раковиной.
— Что за напасть? — вслух удивилась она, заметив третьего, ползущего из холла. И четвертого. Будь то тараканы, ее передернуло бы в привычном отвращении, но кузнечики напоминали ей летний кемпинг в Риверсайд-парке. Из холла показался пятый. В полном недоумении Сьюзен переступила через него (все еще без страха) и вышла в холл. В холле их кишели десятки, они лавиной прыгали из гостиной. Вот тут Сьюзен испугалась и заглянула в гостиную. Кузнечики появлялись из-под стола, где скреб стенку Ласкунчик Уильям. Теперь она слышала их — шорох, потрескивание суставчатых лапок. Она торопливо бросилась на кухню и взяла метлу. Очистив путь к столу в гостиной, Сьюзен заглянула под него. Ласкунчик Уильям сорвал металлическую коробку, прикрепленную к стене. От коробки электрический провод тянулся к… телефону.
А из открывшейся дыры в стене лезли, давясь, кузнечики. Сьюзен не могла оторвать глаз: они продирались в дырку — все новые и новые — зеленые, стрекочущие, пощелкивающие челюстями.
— О, Господи! — завизжала она. — Господи!
Схватила часы со стола, прикрыла дыру коробкой и подперла часами. Несколько кузнечиков перерезало пополам — головы их торчали из-под коробки, а туловища остались внутри. Торопливо вскочив, в страхе, что насекомые запрыгнут на нее, Сьюзен стремглав вылетела из квартиры, метнулась к лифту и спустилась вниз. Тито, круглолицый добродушный кубинец-рабочий, как раз выносил мусор.
— Утро доброе, миссис, — поздоровался он, никогда не помня жильцов по именам. — Приятный сегодня денек, да?
— Тито, мне нужна ваша помощь!
Не впервой ему было видеть этих миссис в панической тревоге: то кран потек, то трубу прорвало, а ремонтники еще не приехали. Как-то одна пожилая миссис в слезах прибежала за ним, а дел-то: погасла газовая вспомогательная конфорка. Навидался Тито. Но такого — никогда.
