В холле, где пол отделан черно-белыми плитками, а потолок достаточно высок, было темно; Алекс включила свет. Она вошла в гостиную – там стояла густая пелена сигаретного дыма, висели запахи косметики и шампанского, – раздернула шторы и сквозь высокое окно уставилась на улицу; чистое небо уже померкло, обретя сумрачную окраску. Она снова припомнила странные слова Отто: «Меня попросил Фабиан». Внезапно за спиной что-то шевельнулось. Ее обуял ужас, какого ей еще никогда не приходилось испытывать, – она похолодела, кожа ее покрылась мурашками. Ей показалось, что комната смыкается вокруг нее, ей захотелось разбить окно, позвать на помощь, но, парализованная страхом, она не могла пошевелиться. Краем глаза Алекс увидела, как за ее спиной, поднимаясь из кресла, шевельнулась какая-то тень.
– О, дорогая, прости меня, должно быть, я вздремнула, – сказала тень.
Онемев, Алекс уставилась на нее, внезапно поняв, что это Сэнди.
– Меня совершенно вымотали все эти переживания, понимаешь, я сижу на транквилизаторах, а они никак не совмещаются с алкоголем. – Зевнув, она потянулась. – Все ушли?
– Да, – еле шевеля языком, ответила Алекс. Она включила настольную лампу и, когда цветные тени из-под абажура протянулись по комнате, почувствовала себя куда спокойнее. – Ну ты и напугала меня.
– Прошу прощения, дорогая. – Проморгавшись, Сэнди пригладила руками копну черных волос, придав им форму двух толстых вязальных спиц.
– Хочешь кофе? – обрадовавшись подруге, спросила Алекс. Она чувствовала благодарность к Сэнди, что та может составить ей компанию.
– Не отказалась бы. Что ты собираешься делать вечером?
– Ничего.
– То есть… ты хочешь остаться тут сама по себе?
Алекс кивнула:
– Да, хочу побыть в одиночестве.
– Не стоит, радость моя, только не сегодня.
– Я уже которую ночь в таком состоянии, мне все равно.
Они двинулись в кухню. Алекс поймала себя на том, с какой обостренной внимательностью она рассматривает обстановку дома, словно идет по музею. Вот потемневший портрет прадедушки Дэвида в кавалерийской форме. «У Фабиана точно его глаза», – любил громогласно хвастаться Дэвид, а она предпочитала помалкивать – какой смысл его разочаровывать? Лишь она одна знала, что Фабиан ровно ничего не унаследовал от Дэвида, ни одного гена – эту тайну она хранила двадцать два года.
– Ужасно все это, – сказала Сэнди. – Там были еще двое ребят, они…
Алекс кивнула:
– Братья. Чарлз и Генри Хетфилды.
– Невероятно. Просто невероятно. Какое жуткое происшествие. Грузовик вылетел на встречную полосу, не так ли?
– Автомобиль, – сказала Алекс.
Сэнди нахмурилась:
– Я была уверена, что в газете говорилось о грузовике.
– Так оно и было. Они ошиблись.
– Пьяный француз?
Алекс кивнула.
– Как можно вылететь на другую сторону автотрассы? До чего надо напиться!
Чайник засвистел.
– Ты о нем что-нибудь знаешь, дорогая?
– В общем-то нет, – ответила Алекс. – Вроде он поссорился с женой и выскочил из дому. Всю ночь пил: дела его шли неважно. Мягкие игрушки, что-то такое. – Она пожала плечами. – Дэвид знает больше.
– Ужасно.
Алекс принесла чашки в гостиную, и они снова уселись. Голова у нее раскалывалась от боли, и она прикрыла глаза.
– Я думаю, тебе надо повидаться с медиумом, дорогая, – сказала Сэнди, не отрывая глаз от чашки, в которой пыталась растворить последние крупицы «Нескафе».
– С медиумом?
– Да.
– Нет, Сэнди, это не для меня; боюсь, я не верю во все эти штучки.
– А я думаю, все-таки веришь.
– Ты так считаешь? – удивленно спросила она.
– Ты же христианка, значит, должна верить в вечную жизнь.
– Сомневаюсь. – Алекс смотрела на охваченную нервным возбуждением женщину по другую сторону стола, которая пыталась засунуть сигарету в длинный тонкий мундштук, что было для нее сейчас не проще, чем вдеть нитку в иголку. Она знала ее еще девчонкой, со школьных дней, она всегда была с какой-то сумасшедшинкой, но доброй; за спиной у нее три развода, она была наркоманкой, алкоголичкой, увлекалась «Христианской наукой», вегетарианством, медитировала, погружаясь в махариши-йогу, и пыталась усвоить одновременно все религии, которые есть под солнцем, в результате чего ухитрилась сделать из своей жизни невообразимую путаницу, а вот теперь дает ей советы.
