Обычно в деревне одновременно обитало пять-шесть собачьих стай от шести до десяти особей в каждой, все со своими собственными чернобыльскими псами или вовсе без них. Стаи обычно жили обособленно, каждая в своем секторе деревни, конкурентов особо не жаловали и сообща против общего врага никогда не выступали. Поэтому сегодня, ведя свою команду в сторону Собачьей деревни, я полагал, что мы без особых помех расстреляем самую отмороженную стаю, которой вздумается нас загнать, туристы получат дозу адреналина, а я поставлю две галочки в списке добытых животных и, не растрачивая впустую драгоценное время, уведу свою команду в Темную долину за бюрерами. Однако сдается мне, что свою дозу адреналина сегодня получу именно я.
Хе-Хе помахал рукой, привлекая мое внимание, и быстро сделал жест из безмолвного языка сталкеров: попробуем отойти, не вступая в бой? Ну, слава Черному Сталкеру, хватило ума не произносить вслух. Я молча постучал пальцем по экрану своего ПДА. Хе-Хе с тоской посмотрел на свой. Роща, из которой мы только что вышли, уже кишмя кишела мутагенной фауной. Собаки все прибывали.
Значит, драться. Ну, назвался сталкером – полезай в Зону, как говорят в баре «Шти». В принципе, выпутывались мы и из более сложных ситуаций, как тот страус.
– Не останавливаться, – вполголоса предупредил я.
Мы приблизились к слепым собакам, сидевшим у нас на пути. Они нехотя уступали нам дорогу, разбегались в стороны, чтобы тут же замкнуть кольцо за нашими спинами. Стоит только остановиться, и они примут это за проявление неуверенности и малодушия. Тогда они нападут сразу же.
– В круг, – негромко скомандовал я. – Дистанция три шага.
После некоторой заминки мы образовали нечто вроде неправильного овала со мной и Хе-Хе в крайних точках. Ладно, кривовато, конечно, но так хоть не перебьем друг друга и не будем друг другу мешать, когда начнется потеха. Наше с помощником напряжение передалось охотникам, они то и дело озабоченно поглядывали на нас. Но главным образом глазели они, конечно, на собак, нахально вьющихся вокруг. На людей с менее крепкими нервами этот уродливый зоопарк вполне мог произвести самое угнетающее впечатление. У некоторых животных ноги были разной длины, и они передвигались враскачку, ковыляли, высоко подбрасывая лоснящиеся от гноя, покрытые пакостными язвами зады. Из глазниц некоторых выпирали рудименты глаз – огромные, тусклые, налитые черной кровью, бессмысленно таращащиеся в пространство, покрытые вздувшимися и лопнувшими капиллярами. Одна из собак имела две головы – они расходились у основания шеи и мешали друг другу, поэтому обе смотрели в разные стороны. Смердело это стадо радиоактивного мяса немногим меньше, чем кладбище мутантов возле Периметра.
Я надвинул на глаз целеуказатель и внимательно оглядывал окрестности. В сложившейся ситуации эта штука вряд ли понадобится, бить придется по увертливым целям с близкого расстояния, но через нее было видно, как через хороший бинокль, и в случае необходимости я мог зумить изображение, визуально приближая выбранный предмет. Мне необходимо было найти вожака этой необычайно большой стаи.
А вот он, голубчик.
Чернобыльский пес неподвижно стоял на пригорке неподалеку от оврага и, злобно скалясь, смотрел прямо на нас. Это была матерая тварь с почерневшими, обвисшими сосками на брюхе. Баба, значит. Она была больше обычного пса и явно побывала уже не в одной схватке. На боку у нее виднелся уродливый серпообразный шрам, омерзительное фиолетовое месиво из плоти – на мутантах вообще всякая рана заживает ужасными рубцами, струпьями, язвами, это неизбежная плата природе за невероятную скорость регенерации. Голова твари была словно выщерблена сверху – когда-то, видимо, поймала гранатный осколок, и потом рана как попало стянулась, собрав в единый тугой узел кожу, мясо, осколки кости и вылезшие наружу мозги…
И я даже знал, осколок чего поймала головой чернобыльская сука.
Во имя Черного Сталкера!.. У меня встала перед глазами картина недавней карательной акции нашего клана в Собачьей деревне. Я запускаю руку в нору и за шкирку по очереди достаю оттуда четырех щенят. Щенята совсем маленькие и мало похожи на своего огромного свирепого родителя, но уже сплошь покрыты гнойными радиационными язвами. Если их пощадить, через полтора года в Зоне будет на четыре стаи слепых гиен больше. Я передаю щенят Патогенычу, он швыряет их на землю и простреливает каждому лобастую башку из «хай пауэра». А на поваленном сарае неподалеку стоит, подавшись к нам и вздрагивая от выстрелов, огромная черная тварь с уродливой лысой головой, торчащими наружу зубами и отвратительным наростом на груди и спине, похожим на львиную гриву. Тварь внимательно наблюдает за происходящим. На голове у нее внушительная кровоточащая рана, на боку широкий черный разрез в виде полумесяца – зацепило осколками, когда Муха с Монахом бомбардировали затаившихся в сарае собак гранатами. Сыпь и Мельник издали стреляют по твари из автоматов, но она яростно воет, ее вой невыносимо выбрирует в барабанных перепонках, и прицел у сталкеров сбивается, руки начинают дрожать, стволы автоматов ходят ходуном. Она даже не сходит с места, совершенно уверенная, что пули пройдут мимо. Тварь неотрывно смотрит на нас с Патогенычем. Я начинаю ощущать неприятный иррациональный холодок в груди и тоже вздергиваю «калаш». На сей раз тварь понимает, что пора исчезнуть. До контролера ей далековато, пси-способностей для того, чтобы одновременно сбивать прицел троим, ей явно не хватит. Однако прежде чем скатиться в овраг, она на мгновение приостанавливается, чтобы бросить на меня последний свирепый взгляд, словно сфотографировать на память, – и моя первая пуля срубает ей кончик хвоста, точно циркулярной пилой, остальные уходят к горизонту.
