Зона поражения - страница 60

— Бог любит троицу, — разговаривал сам с собой Платон, готовясь развесить над столом очередную карту. Он твердо решил отказаться от первоначального плана действий, который был основан на скрупулезно рассчитанных «Оболтусом» вероятностях успеха. — Третья попытка будет победной, — он словно уговаривал сам себя. — Брошу свежий взгляд и сразу попаду в точку. Так и только так… Или лучше выбирать место наугад? Зажмурю глаза, ткну пальцем в список… Нет, полагаться на слепой случай нельзя. Мне никогда не везло в лотерею,

Голографическое изображение нового участка тиугальбской поверхности смятой тряпкой выплыло из недр карманного компьютера и развернулось в цветной прямоугольник размером в полстены. Это была карта участка номер 15. Там находились развалины большого города и имелось золото. Много золота. Аборигены, как и древние земляне, обожали желтый металл.

Археолог уставился в коричневые, желтые и зеленые разводы на карте. Уже тринадцатая по счету карта за день. И каждую надо повертеть так и эдак, поглядеть на просвет, увидев что-то особенное или ни хрена.

Ходячий муравейник торопил с началом третьего этапа экспедиции, а котелок у Платона к вечеру, как назло, почти отказался варить.

— Ну что, Архимед? — заглянул в палатку Непейвода. — Нашел свой рычаг?

— Может, чайку попьем? — предложил Рассольников. — А потом я еще немного помозгую.

Двунадесятый Дом укоризненно покачал шлемом, а потом махнул рукой, мол, что с тобой делать…

Платон заваривал чай по всем правилам, а значит, весьма неспешно. Прогреть чайник, засыпать заварку — ровно пять щепотей, ни больше, ни меньше. Залить кипятком, дать настояться, потом долить кипяток под крышечку и еще подождать.,.

Дом снял скафандр и чинно сидел рядом, предаваясь каким-то своим муравьиным мыслям. Глаза его невидяще уставились в стену, завешенную плакатом с рекламой дамских купальников. Повесил плакат, понятное дело, Рассольников. Смотреть на этих земных девочек было одно удовольствие.

— О чем грустишь, шуршала? — благодушно осведомился археолог и втянул носом воздух. Из раскрытой жестяной коробочки с настоящим цейлонским чаем дохнуло таким земным ароматом, что у него даже голова закружилась.

— Пытаюсь представить, как изменится наша жизнь после того, как…— заговорил было Непейвода— и подавился словами, спохватившись, что болтает лишнего.

— …мы найдем горшок? — закончил фразу Платон. — Ну и?

Двунадесятый Дом хмуро пошевелил ушами и сменил тему:

— Так ли вкусен этот ваш чай, как уверяют некоторые черные археологи?

Платон не стал расспрашивать о будущем и сказал:

— Чай бесподобен.

— Дай-ка попробовать, — неожиданно попросил Дом.

Литровый чайник был готов поделиться божественным напитком из молодых листочков чайного куста, что выращен на пологих склонах горы Пидуруталагалы и собран на рассвете руками юных девственниц.

— Какие лекарства мне держать наготове? — шутливым тоном осведомился археолог. — Автомедик не запрограммирован лечить насекомых.

— Самое дорогое лекарство — это терпение, — философски вымолвил Двунадесятый Дом.

В это время за стенами палатки топтались настырные зверодревы. Обступили заграждения и раздраженно размахивали ветками. Как бы ни хотелось, но сунуться в лагерь они не решались. Напарники до того привыкли к их. присутствию, что вовсе перестали обращать на них внимание.

Археолог налил красновато-янтарной жидкости в расписную пиалу и церемонно подал ее Непейводе. Муравейник торжественно принял пиалу и поднес чуть шевелящейся рукой к шевелящемуся же лицу. Удлинив нос, он превратил его в хоботок и разом лишился человеческого облика. Тонкая цепочка «мурашей» дотянулась до поверхности напитка. Процесс пития тоже был неспешен и весьма необычен: крайние «мураши» пили обычным порядком, следующие высасывали воду у них из брюшек — и так звено за звеном.

Дом прервал процедуру, блаженно вздохнул и зажмурил глаза. Платон уже выпил свою первую пиалу. Чай был изумителен. «Не поговорить ли нам на политические темы? — подумал он. — Только истинные мудрецы могут оценить прелесть чая и только они способны заглянуть за кулисы политических игр, которые не прекращаются ни на мгновение».