И только после этого негромко и подобострастно спросил, вернее сказать, поинтересовался:
— Можно, Сергей Данилович? — при этом он даже не пытался заглянуть внутрь камеры.
— Пусть войдет, — донесся красивый уверенный баритон из‑за дверей.
И прапорщик, сделав шаг в сторону, пропустил внутрь Сему–Поинта.
Камера, если можно назвать камерой вместительное помещение примерно в сорок квадратных метров. Оно было странным и, при всей аскетичности, достаточно комфортным, тем более учитывая, что там проживал лишь один сиделец. В ней имелся даже небольшой бар, отгороженный стойкой с тремя высокими металлическими стульями. На полках бара стояло несколько бутылок дорогих коньяков, виски, красные и белые вина, а также баночное пиво из Голландии.
Отдельно была выгорожена кухонька с настоящей электроплитой с двумя конфорками. Но более всего поражал отдельный туалет, скрытый занавеской. Он был выложен черным «кабанчиком» на полу, а стены, покрыты чешским кафелем с рисунками на темы из античной жизни.
В дальнем углу стоял небольшой гостевой столик с двумя креслами. Напротив, в нише, выдолбленной в мощной стене, был встроен телевизор–двойка «Сони» с кассетным видеомагнитофоном. По тем временам довольно дорогое удовольствие. Справа от него возвышалась стопка видеокассет с американскими боевиками. Бросалась в глаза и богатая икона с горящей под ней лампадкой.
В противоположном углу возвышалась широкая кровать с деревянными резными спинками, сотворенными, скорее всего, местными умельцами. Она была отгорожена самодельной деревянной ширмой, обшитой китайским шелком, на котором золотыми нитками были вышиты причудливые драконы.
Рядом с кроватью стояла тумбочка из красного дерева, на ней красовалась массивная пепельница из оранжевого стекла. Причудливой формы края, словно лепестки хризантемы, распластались в разные стороны, словно некие щупальца осьминога.
Вся мебель элитной камеры была вполне скромной и обита хорошим кожзаменителем, и она явно изготовлялась здесь же в тюремных столярных мастерских.
Хозяин «камеры» восседал в одном из двух уютных с высокой спинкой утопающих кресел, стоящих у гостевого столика, и увлеченно следил за приключениями Рэмбо на телеэкране. На вид ему было немногим за тридцать. Ухоженная стрижка с узенькой прядью седых волос, атласный халат благородного стального цвета, накрахмаленная рубашка, холеные руки с массивным золотым перстнем делали его похожим на итальянского мафиози, и только огромный нос картошкой немного портил вид настоящего аристократа.
Постояв несколько секунд исключительно для проформы и не дождавшись хоть какой‑то реакции со стороны хозяина помещения, Сема–Поинт, молча и чуть нагловато, опустился в кресло напротив Смотрящего и принялся спокойно, но цепко, осматриваться вокруг.
Несмотря на отвлекающие звуки из телевизора, Семе–Поинту довольно легко удалось сканировать мысли Сереги Младого. Может быть, потому, что они находились в закрытом помещении одни, а может быть, хозяин камеры оказался легко читаемым для Семы–Поинта:
«Дерзкий, но не наглый, себя уважаешь, не лезешь с вопросами…
…Интересно, откуда ты такой взялся?..
…Сема–Поинт… гм…
…Многозначительная «погремушка»!..
…Говорят, ты в беспредельной хате на тюрьме порядок навел…
…Странно, и чем только берешь…
…На вид и не скажешь, что можешь что‑то…
…Да и здесь на тюрьме тоже стараются тебя не задевать…
…Говорят, от одного твоего взгляда даже самые непокорные смирными становятся… Во что мне не очень верится…
…Ладно, посмотрим, чем ты, землячок, дышишь, а главное на кого!..
…Интересно, ты так свободно себя ведешь по собственной глупости или за твоей спиной кто‑то стоит?.. Но кто?..
…Нужно будет забросить «маляву» в народ: вдруг кто‑то, что‑то знает или слышал что‑то…
…Глаза голубые, взгляд открытый: такой, как ты, не будет держать камень за пазухой — открыто выскажется, если что…
…Есть в тебе, парень, нечто такое, что заставляет относиться к тебе с уважением…
…Ладно, не будем горячку пороть, посмотрим…»
Невозмутимо встав с кресла, Серега Младой, не глядя на собеседника, подошел к телевизору, выключил его, вернулся и вновь опустился в кресло.
