– Когда стало ясно, что вакуоль не в силах удержать Осколок, – продолжал Ренье. – Мне пришло в голову, что здесь сгодится стекло, куда при плавке добавлена кровь мутантов.
– Но оно же до фига стоит, доктор, – пробормотал Николя.
От того, что сейчас происходило в лаборатории, – парню становилось не по себе. Он хотел говорить, лишь бы не выдать своего страха.
– Вот поэтому мы выплавим его сами, – сказал Ренье. – Будет даже лучше, чем первый.
– Первый? – переспросил Николя.
– Да, я заказал контейнер в Германии. Там, где беру обычно.
– Но теперь вы снова переместили Осколок в вакуоль? – спросил Николя.
– Ну… – Ренье подождал, пока подъемник остановится. – Первый контейнер и правда был гораздо стабильнее. Но однажды, после скачка напряжения в главной сети, на стекле появилась трещина…
Доктор показал пальцами.
– Крохотная такая, едва заметная. Мой тогдашний помощник, его звали Пьер, хотел заделать гидропоником; в тот же момент, контейнер разлетелся в куски.
– И что? – испуганно спросил Николя.
– Пришлось нанимать тебя.
Контейнер медленно опускался.
Зомби пришел в себя; стал шевелиться, руки его забились и глаза уперлись в Ренье.
На краткий миг, Жаку показалось, что на него смотрит не оживший мертвец, а прежний Хойт, – живой и здоровый.
Доктор встряхнул головой, прогоняя глупые мысли.
– Тогда я понял, что одной крови недостаточно, – заметил Ренье.
– И?…
– Сейчас мы измельчим зомби. Промелем в тонкую кашицу. А потом смешаем ее со стеклом. Этот сплав удержит осколок…
– Нет, – глухо произнес Хойт. – Не делай этого, пожалуйста.
еРРенье вздрогнул.
Мертвец смотрел на него, и в глазах зомби застыли тоска и мука.
Жак поежился. Потом повернул рычаг до отказа.
Тело Хойта рухнуло в чан. Огромные лезвия взвыли, закружились, превращая труп в кровавую кашу.
– Наука, – пробормотал Жак. – Нет ничего прекраснее.
4
Штаб-квартира DEA расположена к югу от Вашингтона.
Три белоснежных корпуса.
Я бываю здесь редко, – не люблю людей, что пытаются защищать закон, вершить справедливость и выполнять приказы одновременно.
Это три вещи несовместные.
– Говорят, ты пошел на повышение?
– Как сказать.
Джон Мэддокс закурил сигарету.
Высокий, худой, он прошел долгий путь с тех времен, когда был сержантом морской пехоты. Многие прочили ему блестящую карьеру, – потом как-то перестали.
Плечи его были немного сгорблены, словно Мэддокс носил на них тяжесть всего мира. В уголках глаз прятались ранние морщинки.
– Это не повышение, – сказал он. – Так, геморрой один. При DEA создали новый отдел. Для борьбы с нелегальной торговлей артефактами. Буду работать там.
– Тогда зачем меня звал? Я думал, отпраздновать.
– Шеф хочет с тобой поговорить.
Я вздохнул.
– Все хотят. Ну как же я могу их винить? Мир не сможет вертеться, если не будет спрашивать у меня совета.
Мы прошли через металлоискатель.
– Помни, – наставлял он. – Бергсон тебя не любит.
– Это легко понять, – согласился я. – Ведь я – тот человек, которым он всегда мечтал стать. Умный, красивый, сильный. И увидев меня, твой босс сразу ощущает свое ничтожество. А потом он запирается в туалете, долго тихонько плачет и пытается утопиться в унитазе.
Мы поднялись на шестой этаж.
Люди сновали туда-сюда, с важным видом и кипами бумажек в руках. Мэддокс с усмешкой наблюдал за мной.
Он явно гордился своим термитником.
– И что скажешь?
– Паразиты! – воскликнул я, распахнув руки.
Люди стали на нас оглядываться.
– Мир не знает большего паразита, чем Управление по борьбе с наркотиками.
Мэддокс скрипнул зубами.
– Мы тут важную работу делаем, между прочим. Знаешь, сколько людей гибнет от наркотиков каждый день? А мы хотим это остановить.
– Хотите уже сто лет, – согласился я. – И остановили?
Мэддокс нахмурился.
– Мы делаем все, что можем.
– Вот именно, – я кивнул. – Вы ничего не можете. Бегаете по улицам. Ловите мелких, обдолбанных наркодилеров. То там, то здесь чего-нибудь конфискуете. Но в целом ничего не меняется. Наркотики как были, так и остались. И будут всегда. А вы здесь месите грязь на одном месте, и вручаете друг другу медальки.
– А ты что предлагаешь? – набычился Мэддокс. – Взять и пустить все на самотек?
