Галя танцевала, склонив голову ему на грудь, с мечтательной улыбкой на губах. Елена Николаевна поводила на них ласковым взглядом.
Илья, как слепой, натыкаясь на стулья, прошел к вешалке, сорвал плащ и бросился к двери.
В коридоре он запнулся за пустое ведро, отскочившее с ужасным грохотом. Из комнаты по-прежнему доносилась музыка.
— Черт с ними! — выругался Илья, нахлобучил на глаза кепку и через две ступеньки побежал с лестницы, придерживаясь рукой за гладкие перила. На улице он глубоко вдохнул свежий воздух и еще раз сказал: — Да, черт с ними! Не на них земля держится.
* * *
Гале захотелось проводить Виталия. Гости опять сели за стол, а они тайком оделись и выбежали на улицу. У старой липы Виталий набрал горсть сухих листьев и высыпал ей на голову. Она сделала вид, что убегает от него, спряталась за дерево. В три прыжка Виталий настиг ее, внезапно запрокинул голову и стал целовать в трепещущие горячие губы. Потом она сама приблизила губы к его губам, крепко обняла за шею.
— Ты лучше всех на свете, — убежденно прошептала она.
Они пошли в парк, к Волге. Было удивительно тихо и ясно, и шелест листвы под ногами казался неестественно звучным. Светлая полоса лунного света, как луч прожектора, легла на воду. Серебрились кусты акаций, плотной стеной обступившие берег.
Галя заглянула Виталию в глаза: о чем он думает?
— Ты знаешь, мне твоего бывшего друга даже жалко, — сказал Виталий. — Он ни с кем не может ужиться.
— Не знаю, что случилось с ним, — сказала Галя. — Он всегда был очень веселым, смешным…
— Он и сейчас смешной. Ко всему подходит с меркой, какую ему дали в школе. А жизнь — нечто иное. Были когда-то и мы рысаками…
— О себе ты никогда не рассказываешь, — капризно проговорила Галя. — Кто ты и что ты, я не знаю. И в то же время мне кажется, что я тебя знала всю жизнь.
— Разве так интересно тебе, откуда я родом, кто мои родители? — спросил Виталий. — Я есть, и этого вполне достаточно.
— Вот опять ты увиливаешь в сторону.
— Слушай, — решительно сказал он, останавливаясь и обнимая, ее. — Мать — врач, отца не помню: когда я был маленький, его взяли, и о нем мы больше не слышали. Он работал заведующим районо. Сейчас он реабилитирован, но нам от этого не легче.
Галя затихла, прислушиваясь к его резкому голосу, потом зябко поежилась.
— Подумать только, какое страшное было время. Просто не верится.
— Ну вот, не надо было тебе говорить. Все прошло, все по-другому. Считают, что мы счастливее своих отцов. — Он взглянул в ее серые, с влажным блеском глаза и добавил: — Никогда не видел тебя такой хорошенькой. Ты сегодня особенная.
— Тебе так кажется, — польщенная, сказала Галя.
Ей вдруг захотелось вечером поехать туда, где она впервые встретила Виталия. Мимо белых стен древнего монастыря они прошли на площадь и разыскали такси. Через пятнадцать минут шофер с немалым удивлением высадил их на пустынном шоссе, развернулся и уехал, что-то ворча про себя. Сбоку за кустами проглядывали огни строительства. Внизу, где прямой лентой тянулась бетонная дорога, поблескивая фарами, ползли самосвалы.
— Галинка, — шептал Виталий на ухо. Галя чувствовала его горячее дыхание, слышала волнующий голос, и огромное ликующее счастье наполняло ее.
Он оберегал ее от веток кустарника, через который они продирались, чтоб выйти на бугор, откуда вся стройка была как на ладони. И когда кустарник кончился, она облегченно вздохнула. Виталий привлек ее к себе, потерся щекой о волосы и опять стал неистово целовать в губы, шею, бормоча бессвязные, обжигающие слова.
— Не надо, прошу тебя… — обессилев от ласк, испуганно проговорила Галя. — Слышишь?
— Ну что ты… Ты хорошая, славная…
Потом они сидели, прижавшись друг к другу. Гале хотелось молчать, а Виталий говорил:
— Все естественно. Когда-нибудь пришло бы такое время. А я тебя люблю. — Он поцеловал ее в холодные, обмякшие губы.
«Почему он так спокойно говорит? Как он может?» — думала она.
Виталий чиркнул спичкой, сидел, глядя на тусклый огонек папиросы.
«Как он может? Почему он так спокойно говорит?» — неотвязно вертелось у нее.
И вдруг в тишине, около домов, завыла собака, так тоскливо, что испуганная Галя ткнулась головой ему в грудь.