В кабинете было темно из-за задернутых тяжелый штор. Настольная лампа с черным металлическим абажуром высвечивала открытую папку на столе. Ладу Белозерскую привели к следователю после того, как дежурный офицер принял ее под расписку, а в отдельной комнате пожилая женщина в темно-синей форме профессионально обыскала ее. У Лады отобрали все вещи, оставив только носовой платок. Стул, на котором она сидела, был с неудобной прямой спинкой и жестким сиденьем. Она не сразу рассмотрела человека, сидящего за столом – яркий свет лампы мешал и к тому же, она была немного испугана. После того, как Кривокрасов привез ее сюда, ни одной доброжелательной мысли она не уловила в гулких полупустых коридорах огромного здания. Женщина, которая обыскивала ее и рылась в чемоданчике, небрежно перекладывая вещи, думала только о работе. Конвоир, мельком оценив фигуру идущей впереди него девушки, переключился на мысли о зарплате. Следователь, прятавшийся в тени, за светом лампы, казался ей вообще неживой фигурой, без мыслей, без чувств, без желаний.
Следователь подался вперед, его руки легли на папку, лампа высветила тонкий нос и полные чувственные губы. Перевернув несколько страниц, следователь сцепил пальцы в замок, вывернул ладони, хрустнув суставами, и взглянул на девушку.
– Меня зовут Константин Гаврилович Бирюков, я буду вести ваше дело, – он помолчал, пошуршал бумагами. – Значит, скрываем дворянское происхождение, Белозерская? – голос у него был обманчиво мягкий, текучий, обволакивающий.
– Товарищ следователь…
– Я тебе не товарищ! – внезапно заорал тот, ударив кулаком по лежащему перед ним делу.
Это было так неожиданно, что Лада вздрогнула. Будто издалека пробились мысли этого человека. Рваные, бессвязные: изжога мучит – напрасно вчера коньяк пил; кошка любовницы, сволочь, снова нагадила в ботинок; путевка в санаторий на Минводах, опять уплыла…, а девочка ничего. Жаль, не довелось присутствовать при обыске. Ничего, если дадут санкцию…
– Для вас я – гражданин следователь, – сказал он уже обычным голосом, опустил глаза с длинными ресницами, перечитал что-то в папке. – Указали, что происхождением из мещан, а на самом деле? Дворянский род, имение в Тульской губернии, – он помолчал, вышел из-за стола, обошел его и присел на край напротив Лады. Склонившись вперед, приблизил смазливое лицо к девушке, обдал крепким запахом одеколона и вчерашнего перегара, и внезапно опять заорал, – попили кровь крестьянскую, живоглоты?
Лада подалась назад, насколько позволяла спинка стула, старясь не слышать смеси неприятных запахов.
– Я не понимаю… Имение? Я даже не была там. Знаю, что было какое-то имение, еще в шестнадцатом году отец передал его в земскую управу – поддерживать имение семья была не в состоянии. Мать преподавала в гимназии, а отец был офицером флота и денег, просто, не было, чтобы…
– Отец – Белозерский Алексей Николаевич, капитан третьего ранга, потомственный дворянин, арестован в тысяча двадцать первом году, как участник белогвардейского заговора. Мать – Белозерская Наталья Андреевна, урожденная…
Сквозь скороговорку следователя пробилось столь явное желание унизить, подчинить ее себе, что Лада закрыла глаза, стараясь отвлечься, подумать о чем-то постороннем.
– На меня смотреть, – рявкнул следователь, направляя лампу ей в лицо.
От яркого света в глазах поплыли радужные круги.
– …скрывают только те, кто замышляет недоброе. Советская власть дала тебе все: возможность учиться, работать! Чем ты отплатила ей? Ты думала, мы не узнаем? – опять мягкий, вкрадчивый голос, – хочешь расскажу, чем закончили твои родители?
Лада словно наяву увидела заметенные снегом деревья, стылые каменные стены бывшего монастыря, строй обессилевших людей…
– Нет, прошу вас, не надо.
Следователь вернулся за стол, налил себе воды из графина, жадно выпил. Перелистнув несколько страниц в папке, снова поднял на нее томные глаза, обрамленные длинными ресницами. «Наверно нравится женщинам, – мельком отметила Лада, – офицер НКГБ, вкрадчивый голос, смазливое лицо».