Дон Андрес нахмурился, a Mapa бросила обеспокоенный взгляд на донью Исидору, которая сидела с непроницаемым лицом.
— Вы правы, в некотором смысле они больны. Их болезнь зовется «золотой лихорадкой».
— Просыпаясь каждое утро, мы не знаем, сколько еще слуг застанем в доме. Они просто помешались на золоте и перестали бояться хозяйского кнута. У людей не осталось ничего святого! — зло добавила донья Исидора.
— Я потерял уже тысячу голов скота, потому что пастухи разбегаются и стада некому охранять, — сказал дон Андрес.
— В то, что теперь творится, невозможно поверить! — с жаром воскликнул седой калифорниец с загорелым, обветренным лицом и сильными руками, привыкшими крепко сжимать поводья. — В прежние времена никому и в голову не приходило бояться воров. Стада паслись вольно, их никто не охранял. У нас не было заборов и решеток на окнах. Я помню, что в юности, когда мы жили на ранчо в Санта-Барбаре, для нас не было большей радости, чем увидеть иноземный корабль, входящий в гавань. Помню, к концу лета подрастало молодое поголовье, и его готовили к отправке на бойню. Это время мы очень любили, поскольку забой скота всегда сопровождался народными гуляньями. Тогда у подножия холмов ставили огромные тенты для мясников, которые свежевали туши и выкладывали их на солнце, давая крови стечь. А потом мясо на телегах везли в порт и меняли на самые разнообразные товары. Тогда корабли представлялись нам настоящим кладезем сокровищ. Чужестранцы привозили на них шелк и бархат, чай и кофе, вина и специи, и разные диковинки из-за океана, — печально вспоминал старик. — Тогда очень многое приходилось покупать. Взять хотя бы эту мебель в столовой. Ее привезли на таком вот корабле. Да что там мебель! Кухонную посуду и ботинки приходилось везти сюда из Европы вокруг мыса Горн! — Он рассмеялся. — А после торгов начинались празднества с песнями и танцами, которые длились по две недели кряду. Мы с друзьями предпочитали родео. Раскрыв рот от восхищения, мальчишки наблюдали, как ловкие наездники управляются с лошадьми. Крестьяне по случаю праздника надевали свои лучшие куртки и повязывали голову разноцветными платками. Бог мой, а какие трюки они выделывали, соревнуясь друг с другом в храбрости и мастерстве! Помнится, мы сутками пропадали на родео и боях быков, а то утром отправлялись куда-нибудь на пикник, протанцевав до рассвета на балу. До чего приятно было, как следует подкрепившись и выпив вина, лениво валяться на траве и смотреть в ясное небо до тех пор, пока не подкрадется сладкая дрема! Тогда плясали не только молодые, но и старики, ведь только опытным танцорам под силу замысловатые па хоты. Вы бы видели, как они выстраивались в два ряда, напевая и хлопая в ладоши в такт музыке, менялись партнерами, выделывая ногами вязь танца… Мне лично всегда больше нравился харабе, и скажу без ложной скромности: в свое время меня считали одним из лучших танцоров. Когда распорядитель объявляет, какой паре танцевать, а все остальные становятся в круг, кабальеро подходит к сеньорите и сопровождает ее в центр круга. Сначала они вместе кружатся, потом расходятся, кабальеро срывает с головы сомбреро и бросает под ноги партнерше. Сеньорита начинает танцевать на широких полях шляпы под одобрительные возгласы и овации зрителей.
А иногда мы делали вот что: брали пустую яичную скорлупу и набивали разноцветной мишурой и серпантином. Следовало изловчиться и разбить ее о голову понравившейся тебе сеньориты, тогда можно было получить в награду поцелуй. Ох и нелегко украсть такой поцелуй под бдительным взглядом строгой дуэньи! — Дон Игнасио вздохнул, и воспоминания об ушедшей безвозвратно юности застлали его глаза влажной пеленой. — Кто бы мог подумать, что все так изменится? Мои дети живут кто в Санта-Барбаре, кто в Монтеррее, и ни один из них не знает, как выглядит корова. От иностранцев житья нет! Старый и любимый мной Йерба Буэна превратился в огромный порт Сан-Франциско. Вы видели, сколько там теперь кораблей? — Старик огляделся, ища поддержки у остальных гостей.
Mapa сидела ближе всех к Джереми Дэвису, поэтому смогла расслышать, как тот презрительно хмыкнул по окончании рассказа дона Игнасио о жизни в Калифорнии в прежние времена. В отношении Джереми к кадифорнийцам чувствовалась изрядная доля высокомерия, искусно скрытого под маской вежливой угодливости.
