Помнится, когда я подбежал поближе, я еще подумал — удастся ли мне миновать проволочное заграждение и не получить пулю, но когда оставалось всего ярдов десять — пятнадцать, она, окаянная, достала меня. Совершенно не помню, как я упал, но ощущение было такое, словно меня кто ударил в грудь. Словом, я грохнулся по всем правилам и тут увидел, что вокруг полно ребят, которых тоже подбило.
До меня не сразу дошло, что же, собственно говоря, случилось. Я стал задыхаться, кашлянул — и сплюнул сгусток крови. Один парень, что лежал ярдах в десяти от меня, крикнул: «Эй, дружок, тебя куда звездануло?» Я показал на грудь. «А меня — прямо в зад», — сказал он. Он лежал, приподнявшись на локте. Через несколько минут как раз позади меня разорвался снаряд и прикончил его.
Казалось, около часа прошло с тех пор, как мы вылезли из окопов, а на самом деле, должно быть, не больше десяти минут. Пули сыпались градом, и вокруг рвались снаряды. Пытаться отползти куда-нибудь казалось форменным самоубийством, так как тут нас слева прикрывал небольшой холмик. Однако Перти, тяжело раненному в ногу, удалось благополучно добраться до своих; тогда я тоже решил попытать счастья.
Я пополз было назад. Винтовку я бросил, но патронташ не снял. Чувствую, что не могу ползти. Помучившись порядком, отстегнул все же патронташ левой рукой. Правая не очень-то меня слушалась: пуля задела грудные мышцы. Я стал перекатываться, пока не докатился почти до самого окопа, а там один паренек бросил мне обмотки, привязав к концу камень. Я, конечно, поймал, можешь не сомневаться. Тут он живо подтащил меня, и я очутился в безопасности.
Почти одновременно со мной в окоп свалился Гарри Маллет, и мы вместе стали пробираться по ходам сообщения к медицинскому пункту. Нам сделали временную перевязку и направили в палатку Красного Креста, где уже было множество наших. Ну, кого тяжело ранило, тех, понятно, несли на носилках, да еще тех, у кого были перебиты ноги, а большинство сами брели потихоньку. Ребята думали, что я отправлюсь на тот свет, так как крови я потерял порядком, да и харкал кровью здорово, но я, право, не так уж плохо себя чувствовал.
Итак, значит, врачи заштопали нас, а потом рассовали по палаткам, дожидаясь, пока можно будет отправить на побережье. У них там существует система ярлыков, в которых указывается фамилия раненого, номер, полк и все прочее — как и куда ранен, так что, когда больной попадает в госпиталь, врачи без труда устанавливают, что с ним, не докучая ему расспросами. Да ведь многие ребята и не могут говорить. Белый ярлык означает просто «раненый» или «больной», белый с красной каймой — «тяжело раненный», а весь красный — «в опасном состоянии». Я получил красивый ярлычок с хорошенькой красной каемочкой и собирался, мама, послать его тебе «на память», но эти болваны-санитары отобрали его у меня.
В перевязочную, когда мне там уже порядком надоело торчать, внезапно принесли отличный горячий чай с галетами. Я думал, что время пересалило за полдень, а оказалось, было еще только девять часов утра.
Матросы на паровом катере подогнали к временному причалу три или четыре больших баржи, и после некоторой заминки нас доставили на этих баржах на госпитальное судно «Дельта». Прежде чем мы вышли в море, нас несколько раз обстреляли, но, кажется, турки целились в два наших шестидюймовых орудия, которые стояли почти на самом берегу, так что не приходится их ругать.
На корабле нас разместили по каютам, и ты не можешь себе представить, мама, какое это было блаженство — лежишь себе на удобной постели, рана твоя перевязана, и ты можешь ни о чем не тужить, если б только не мысль о том, что многие наши ребята все еще там, на передовой. Но я знал, что наших сейчас уже не пошлют больше в наступление. Не сегодня-завтра надеюсь услышать, что десятый прибыл для переформирования. Ну, и, конечно, не дает покоя мысль о том, каково вам с папой — я ведь представляю себе, что вы переживаете.
Больше половины эскадрона «А» убито или ранено. Погибли кое-кто из самых близких моих товарищей.
Я расскажу тебе в другой раз об острове Лемнос и о том, сколько там стоит линкоров, транспортов и эсминцев. Нас высадили в Александрии и погрузили на санитарный поезд, шедший в Каир.