Но золотая лихорадка на Блэк-Рэйндже вконец подкосила его. Здоровье его пошатнулось, и он навсегда потерял надежду напасть на богатую жилу. Он в ту пору начал работать под землей, и это едва не прикончило его. Но из всего, что он делал, самое для него трудное было стать гробовщиком — на это потребовалось большое мужество.
Если есть на свете человек, искупивший безумства своей юности, так это Моррис! Быть может, ее молодой муж совершал преступление, безрассудно соря деньгами и не задумываясь над тем, откуда они у него и как достаются. Он никогда не смотрел на деньги как на нечто такое, что надо заработать, не думал, что для этого надо кому-то прислуживать или же выполнять физическую работу. Наоборот, он считал в порядке вещей, что какие-то люди рождены, чтобы обслуживать его, заботиться о его удобствах. А теперь, когда он наконец понял, что такая жизнь нелепа и позорна, его отправили в тюрьму!
Салли не считала, что Моррис совершил что-то преступное. Он просто сглупил — пошел на риск, на который шли сотни людей на приисках; такой уж у них установился обычай — помогать товарищу, если тот попал в беду. Морриса «подловили». Это знали все в Калгурли, и тем не менее его приговорили к шести месяцам принудительных работ, а вместе с ним и Тома.
Не будь Том замешан в этом деле, думала Салли, Моррис принял бы приговор с философским спокойствием человека, поступившего согласно законам приисков. А сейчас, судя по словам Лала, он совсем приуныл и считает себя опозоренным.
Салли надеялась, что сумеет заставить Морриса взять себя в руки, сумеет пробудить в нем бодрость и вывести его из этого тяжелого состояния. Надо внушить ему, что если он сам не поддастся унынию, все это пройдет бесследно.
Волнуясь, с каким-то неприятным чувством постучала Салли тяжелым молотком в дверь караульного помещения, и выглянувший из зарешеченного окна полицейский спросил, что ей нужно.
Караульная была тесная и душная, окна все на запоре. Так вот он, запах тюрьмы, о котором всякому приходилось слышать! — подумала Салли, когда затхлый воздух ударил ей в нос.
К ее удивлению, говорили с ней довольно вежливо. Она объяснила, что пришла навестить мужа и сына. Два полицейских немного поспорили — не использовано ли уже заключенными полагающееся на этот месяц свидание, но в конце концов решили, что посещение Лала шло в счет прошлого месяца.
Загремели тяжелые ключи, повернулась на петлях массивная, обитая железом дверь, ведущая во внутренний двор тюрьмы с мощенным булыжником проездом, с полоской зеленого газона перед квартирами тюремного начальства и длинными рядами бараков. В деревянной будке на высокой стене стоял часовой; старик арестант в грязной тюремной одежде, желто-бурой, с клеймом в виде черных стрел, чистил газон, выпалывая сорную траву.
Уж, конечно, Моррис и Том придут на свидание в своей собственной одежде! Салли передернуло, когда тюремщик провел ее в тесное помещение с грязно-желтыми стенами. Тут не было даже стула. Конец комнаты отгораживал ряд железных прутьев, за ними был проход, а потом еще ряд прутьев, делавших эту часть комнаты похожей на клетку. Внезапно, тяжело волоча ноги, появился Моррис. Салли не сразу узнала его. Лишь после того как второй тюремщик выкрикнул номер и сгорбленная и дрожащая фигура, в такой же арестантской одежде, как и у старика во дворе, остановилась в клетке перед нею, она поняла, кто это.
— Моррис! — вскрикнула Салли, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется при виде этого мертвенно бледного лица с ввалившимися глазами и седой щетиной на подбородке.
Моррис, казалось, вовсе не был рад ее приходу.
— Не надо было приходить, — с раздражением сказал он. — Я ведь писал тебе.
— Милый, — воскликнула Салли, хватаясь за решетку, чтобы не упасть. — Ведь ты для меня остался прежним! Ты же знаешь, я уже давно хотела навестить тебя, но тут свадьба Дика, отъезд Лала… Пришлось отложить.
И она стала оживленно болтать, стараясь справиться с волнением и помочь Моррису преодолеть чувство унижения.
Как ужасно говорить с ним сквозь эту решетку, зная, что тюремщик, который торчит там, в конце прохода, слышит каждое твое слово! Впрочем, он не такой уж плохой малый, даже отвернулся раза два. Салли хотелось бы поцеловать Морриса, но их разделял проход и два ряда железных решеток.
