Курце заворчал, но спорить не стал, и они с Уокером отправились выяснять, какой ущерб нанесен яхте. После их ухода я поговорил с Пьеро:
— Слышал о Луиджи?
— Да, грязное дело, но очень похоже на Торлони.
— Думаю, нам понадобится здесь охрана.
— Мы уже принимаем меры, — сказал Морезе. — Нас здесь хорошо охраняют.
— А Франческа знает об этом?
Он покачал головой.
— Женщинам не стоит вникать в такие дела. Я скажу мадам, когда будет необходимость. Но верфь хорошо охраняется. Я могу собрать десять человек в течение пятнадцати минут.
— Нужны сильные и выносливые, чтобы справиться с бандитами Торлони.
На лице Пьеро мелькнула мрачная усмешка.
— Люди Торлони — профаны, — сказал он презрительно. — А люди, которых могу собрать я, — настоящие бойцы, они убивали вооруженных до зубов немцев голыми руками. Если бы не Луиджи, я бы им даже посочувствовал.
Его слова меня успокоили. Могу себе представить, какой портовый сброд работает на Торлони, им не устоять против людей, привыкших к дисциплине и закаленных в боях.
— Только помни — трупы нам ни к чему.
— Трупов не будет, если они не начнут первыми. А если начнут… — Он пожал плечами. — Я не могу поручиться за разгневанных людей.
Я простился с ним и пошел в домик, чтобы почистить и смазать пистолет. В туннеле было сухо, и шмайссер практически не пострадал. Сомневался я в патронах: столько лет пролежали, годятся ли еще? Но выяснится это только во время перестрелки. А может, обойдется без перестрелки? Хорошо бы, Меткаф и Торлони не узнали о нашей связи с партизанами — я ведь вроде все сделал, чтобы скрыть ее. Если Торлони предпримет нападение, для него их присутствие будет сюрпризом. И все же лучше, если бы нападения не было, очень уж не хотелось вовлекать итальянцев в наши дела.
* * *
Поздно вечером Курце с Уокером привели «Санфорд» на верфь, и сыновья Пальмерини сразу занялись ею — подняли на стапель и сняли мачту.
Курце сообщил, что за ними следовал мощный катер.
— Значит, они знают, что мы здесь?
— Да, — ответил он, — но мы им доставили немало хлопот.
Уокер пояснил:
— Только мы отчалили, они за нами пустились, думали — совсем отплываем. Вышли из гавани — зыбь, качка — тут всех троих и укачало. — Он усмехнулся. — И Курце тоже.
— Яхта сильно пострадала?
— Не очень, — ответил Курце. — Взломали шкафы и разбросали вещи, но полиция успела навести порядок после этих свиней.
— А печки?
— Нормально. Я их первыми проверил.
Тогда все не так уж плохо. Сейчас успех экспедиции держался на этих печах, если бы их украли, все наши усилия пропали бы даром. Времени на замену уже не оставалось, истекал крайний срок в Танжере. Теперь все зависело от того, как быстро мы будем работать.
Курце занялся печами. Он быстро перенес их с яхты и вскоре уже монтировал на верстаке в углу ангара. Пьеро ничего не понимал, но помалкивал.
Я решил, что бессмысленно и дальше скрывать от него и Франчески наш план, да и невозможно. И вообще я начал уставать от бесконечных подозрений, в которых и сам запутался, как в паутине. Итальянцы вели себя до сих пор честно и открыто, к тому же мы целиком находимся в их власти, и, если у них было намерение отобрать груз, они давно могли это сделать.
Я объяснил Пьеро, что собираюсь изготовить новый киль для «Санфорд». Пьеро удивился:
— Зачем? Какая-нибудь поломка?
— С ним все в порядке, только вот сделан он из свинца. А я человек привередливый и хочу киль из золота.
Лицо его осветила радостная улыбка.
— А я-то гадал, как вы собираетесь вывезти золото из страны! Думал и так и эдак, но ничего не выходило, а вы казались такими уверенными…
— Да, таким вот способом, — сказал я и направился к Курце.
— Послушай, в ближайшие дни я не гожусь для тяжелой работы. Буду монтировать печи — работа сидячая, а ты лучше займись другими делами. Например, изготовлением формы.
— Я уже кое-что предпринял, — ответил он. — У Пальмерини, оказывается, много формовочного песка.
Я развязал пояс и из потайного кармана достал чертеж нового киля, который сделал много месяцев назад.
— Гарри внес изменения в кильсон, чтобы он подходил новому килю. Он, наверное, подумал, что я рехнулся. От тебя требуется отлить киль точно по этому чертежу — и он встанет как миленький.
