— Неужели так тяжело с этими двенадцатью тысячами, которые вы должны Морни?
Он опустил глаза, поднял, опять опустил.
— Всякий, кто одалживает двенадцать тысяч у Морни, должен быть крепче, чем я.
— Кстати, я даже не думаю, что вас беспокоит ваша жена. Я думаю, вы знаете, где она сейчас. Она от вас и не убегала. Она просто сбежала от вашей матери.
Он поднял глаза и молча натянул перчатку.
— Может быть, она пошла работать, чтобы поддержать вас, — сказал я.
Он посмотрел вниз, развернулся немного вправо, и кулак в перчатке описал напряженную дугу в направлении моей челюсти. Я отодвинулся, поймал его запястье и тихонько оттолкнул, налегая всем телом. Он отступил на шаг и стал тяжело дышать. Кисть у него была тонкая, мои пальцы обхватили ее целиком.
Мы стояли, глядя друг на друга. Он дышал, как пьяный, с открытым ртом и растянутыми губами, на щеках его горели ярко-красные пятна. Он попытался освободить руку, но я опять нажал, и ему пришлось сделать еще шаг назад. Его лицо было в нескольких дюймах от моего.
— Как это старик не оставил вам денег? — выдохнул я. — Или уже спустили?
Он ответил сквозь зубы, стараясь выдернуть руки:
— Если вам охота совать нос в эти помои, то Джаспер Мердок не был моим отцом. Он не любил меня и не оставил ни цента. Моего отца звали Хорэс Брайт, он разорился во время биржевой паники и выбросился из окна.
— Слабовато у вас с нервами, — сказал я. — Прошу прощения за мои слова о вашей жене. Просто хотел вас подначить.
Я выпустил его руку и отступил назад. Он все еще тяжело дышал. Глаза у него были злые, но голосом он владел.
— Вы получили, что хотели. Если вы довольны, то я пойду.
— Я сделал вам одолжение, — сказал я. — Когда ходишь с пушкой в кармане, нельзя быть таким обидчивым. Выбросили бы вы ее…
— Это мое дело, — сказал он. — Простите, что хотел вас ударить. Даже если бы вышло, больно бы не было, я думаю.
— Ничего.
Он открыл дверь и вышел, шаги его затихли в коридоре. Еще один тронутый. Я вернулся к столу, посмотрел на свой блокнот и снял трубку.
После трех гудков на том конце линии по-детски тонкий девичий голос прорвался через шум и треск и сказал:
— Доброе утро. Контора мистера Моргенштерна.
— Скажите, он на месте?
— Кто его спрашивает?
— Марлоу.
— Он знает вас, мистер Марлоу?
— Спросите его, не хочет ли он купить раннеамериканскую золотую монету.
— Подождите, пожалуйста.
Последовала пауза, достаточная, чтобы привлечь внимание старого щуплика к человеку, который хочет поговорить с ним по телефону. Потом в трубке щелкнуло, и появился сухой мужской голос. Даже, пожалуй, иссохший.
— Мистер Моргенштерн слушает.
— Я слышал, вы звонили миссис Мердок в Пасадену, мистер Моргенштерн, по поводу монеты.
— По поводу монеты, — повторил он. — В самом деле. Ну-с?
— Я так понял, что вы хотите купить эту монету из коллекции Мердока.
— В самом деле? А кто вы, сэр?
— Филип Марлоу. Частный детектив. Я работаю для миссис Мердок.
— В самом деле, — сказал он третий раз. Он тщательно прочистил горло. — И о чем вы хотели поговорить со мной, мистер Марлоу?
— О монете.
— Но мне сообщили, что она не продается.
— Я все же хочу поговорить с вами. Лично.
— Вы хотите сказать, что она передумала?
— Нет.
— Тогда, боюсь, я не понимаю, чего вы хотите, мистер Марлоу. О чем нам говорить? — Теперь голос был лукавый.
Я вытащил из кармана туза и пошел с него.
— Суть в том, мистер Моргенштерн, что, когда вы звонили, вы уже знали, что монета не продается.
— Интересно, — медленно ответил он. — Откуда?
— Вы профессионал и не могли не знать. Общеизвестно, что коллекция Мердока не может быть продана при жизни миссис Мердок.
— Ага, — сказал он. — Ага. — Молчание. Потом: — В три часа, — сказал он не резко, но быстро, — я буду рад видеть вас у себя в конторе. Вы, вероятно, знаете, где это. Это вас устраивает?
— Я буду.
Я положил трубку, закурил и сел, уставившись в стену. Мое лицо застыло от напряженной работы мысли или от чего-то еще, что заставляет мое лицо застывать. Я достал из кармана фотографию Линды Мердок, поглядел на нее, решил, что лицо довольно банальное, и запер карточку в стол. Потом достал из пепельницы вторую спичку Мердока и осмотрел. На этой было написано: «Ток-Роу У.Д. Райт, 36». Я бросил ее в пепельницу и задумался, почему это так важно. Может быть, в этом суть.
