— Ты доверяешь Энтони?
— Не-е-т. Я не доверяю никому, кроме своей семьи. Я не доверяю моим «солдатам». Возможно, тебе я буду доверять.
— А по ночам ты хорошо спишь?
— Сном младенца. Я же говорил тебе, у нас не убивают в кругу семьи.
— Но ты же носишь здесь оружие.
Он кивнул.
— Ну да. — Беллароза помолчал, затем добавил: — Видишь ли, недавно у меня появились некоторые проблемы, приходится принимать меры предосторожности. Пришлось даже усилить охрану.
— Но ты же сказал, что дом неприкосновенен.
— Да. Но теперь здесь орудуют испанцы, ребята с Ямайки, те же азиаты. Они играют не по правилам. Они не знают, что если живешь в Риме, то надо жить по римским законам. Кто это сказал? Святой Августин?
— Святой Амвросий.
Он посмотрел на меня, и наши глаза встретились. Кажется, у этого человека серьезные проблемы, внезапно осенило меня.
— Давай вернемся в дом. — Беллароза первым прошел в библиотеку и устроился в кресле. Налил себе граппы. Я сел напротив.
Мой взгляд упал на книги из колледжа, о которых он только что говорил. Я не мог разглядеть фамилии авторов, но почти не сомневался, что на этих полках можно было найти очень многих великих мыслителей, философов и теологов, и сам Фрэнк Беллароза на самом деле внимательно изучил их работы. Однако при чтении он упустил в них главную мысль, мысль о Боге, человечности и милосердии. Или, что еще хуже, он прекрасно понял эту главную мысль, но сознательно отказался от нее, предпочтя ей жизнь во зле, так же как это сделал его сын. Как это страшно.
— Ну что же, спасибо за угощение. — Я посмотрел на часы.
Беллароза как будто не услышал моих слов и остался все так же сидеть в своем кресле с рюмкой граппы в руках. Затем он заговорил:
— Ты, возможно, читал в газетах о том, что меня обвиняют в убийстве одного человека. Колумбийского наркобарона.
Это уже выходило за рамки обычной светской беседы за рюмкой бренди и сигарой. Я не знал, что отвечать. Затем после паузы отозвался:
— Да, читал. Газеты сделали из тебя героя.
Он улыбнулся.
— Вот до чего вас всех запугали. Им, видите ли, нужен герой, этим газетчикам. Вот и сделали им меня. Понимаешь? Я-то прекрасно вижу, в чем дело.
Он действительно все понимал. Я был поражен.
Он продолжал:
— Эту страну до смерти запугали. Людям хочется верить, что придет человек с автоматом и вычистит всю грязь, которая накопилась. Так вот, скажу честно, я не собираюсь делать эту работу за правительство.
Я кивнул. То же самое я недавно сказал мистеру Манкузо.
— Фрэнк Беллароза работает только на Фрэнка Белларозу, больше ни на кого. Фрэнка Белларозу интересует только его семья и его друзья. Пусть никто не воображает, что я буду решать чужие проблемы. Да, я часть этих проблем, я это осознаю. У тебя другая точка зрения?
— Нет, точно такая же.
— Прекрасно. Значит, мы понимаем друг друга.
— Так куда же мы движемся?
— Бог его знает.
Я взял свою рюмку и пригубил ее. Вкус у граппы не стал лучше.
— Альфонс Феррагамо, во всяком случае, не считает тебя героем.
— Верно. Этот сукин сын имеет на меня большой зуб.
— Возможно, ты его чем-то не устраиваешь. Например, тем, что ты, как и он, — американец итальянского происхождения.
Беллароза снисходительно улыбнулся.
— Ты думаешь, дело в этом? Ошибаешься. Ты еще ничего не знаешь об итальянцах, друг мой. Причина в том, что Альфонс Феррагамо мстит. Это называется кровная месть. Вендетта.
— Но за что?
Он ответил не сразу.
— Я расскажу тебе, в чем тут дело. Однажды я выставил его в суде дураком. Не я сам, конечно. Мой адвокат. Но это значения не имеет. Это было семь-восемь лет назад. Феррагамо выступал в качестве государственного обвинителя на процессе по моему делу. Обвинение было таким слабеньким, что его ничего не стоило разрушить. Мой адвокат Джек Вейнштейн так издевался над обвинением, что даже присяжные падали со смеху. Альфонс был вне себя от злости. Я просил Вейнштейна не дразнить его, но он не послушался. Еще тогда я понял, что Феррагамо припомнит мне этот случай. Теперь этот мерзавец стал прокурором Южного района Нью-Йорка и мне придется либо уживаться с ним, либо сматываться.
— Понимаю. — Сказать по правде, я не верил объяснениям Фрэнка насчет причин мести Феррагамо. Скорее всего, этот прокурор был просто усердным служакой, только и всего. Посчитав, что на сегодня с меня достаточно впечатлений, я сказал: — Завтра мне рано вставать.
