— Посмотрим.
Эмили положила свою руку на мою ладонь и заглянула мне в глаза.
— Джон, тебе надо уезжать отсюда. Этот мир себя уже изжил. Так, как здесь, в Америке уже нигде не живут. Тут скопилась трехсотлетняя история секретных протоколов, старых обид и закостенелых традиций. Вы живете на Золотом Берегу, как в золотой клетке.
— Все это я знаю.
— Подумай над этим хорошенько. — Эмили направилась к двери. — Ты собираешься еще немного поиграть в прятки?
Я улыбнулся.
— Еще чуть-чуть.
— Я принесу тебе выпивку. Опять виски с содовой?
— Угадала.
Эмили вышла и вернулась через минуту с высоким бокалом, полным льда и содовой, а также с бутылкой виски.
— Не уходи, не попрощавшись, — попросила она.
— Не исключено, что мне так и придется поступить.
Мы поцеловались, и она ушла. Я сел на табурет и начал потягивать виски, оглядывая комнату, в которой оказался. Тетя Корнелия использовала ее для хранения посуды: на полках стояли ряды бокалов, лежали приборы, стопки скатертей и салфеток. Возможно, Эмили права. Этот мир наполовину лежит в руинах, наполовину уже превратился в музей. Вокруг нас следы прежнего величия, это не самая лучшая среда для нашего коллективного сознания. Но что находится там, на остальной части Америки? Молочные магазины «Куинз», супермаркеты «К.Мартс», прицепные вагончики, комары? Есть ли там епископальная церковь? Как и многие из моих предков, я объездил весь свет, но почти нигде не был в самой Америке.
Я встал, встряхнулся и снова окунулся в кипящий котел большого семейного сбора.
Я пошел наверх, зная, что там обычно бывает меньше народа. Раньше здесь была детская, в которой некогда играл и я. Оказалось, что комната сохранила свое предназначение — здесь сидели с десяток ребятишек. Они не играли в игру моего детства «веришь не веришь», они смотрели по видео фильм ужасов. Вероятно, один из них притащил кассету сюда за пазухой.
— Счастливой Пасхи! — пожелал им я. Несколько голов повернулось ко мне, но остальные, видимо, уже не воспринимали человеческую речь и жадно поглощали рецепты изощренных убийств.
Телевизор я сразу выключил, пленку перемотал. Никто из ребят не проронил ни слова, но несколько человек, видимо, прикинули в уме, как лучше разрезать меня электрической пилой.
После этого я подсел к ним и рассказал несколько историй о том, как когда-то я играл в этой самой комнате.
— А однажды, — вещал я, обращаясь к Скотту, которому было лет десять, — твой папа и я придумали, что мы заперты в лондонском Тауэре и сидим на одном хлебе и воде.
— Зачем? — спросил он.
— Ну, мы себе это вообразили.
— Зачем?
— Так вот, мы начали делать из бумаги самолетики и писать на них послание с просьбой о помощи. Эти самолетики мы запускали из окна. Чья-то служанка нашла одну из наших записок и вызвала полицию. Она подумала, что на самом деле кто-то попал в беду.
— Ну и глупая, — заключил Джастин лет двенадцати. — Наверное, она была из Мексики — эти, которые говорят по-испански, все такие.
— Да, но они же по-английски читать не могут, дурная твоя голова, — вмешалась девочка.
— Служанка, — с досадой продолжал я, — была черной. Здесь в округе работало много черных служанок, они все умели читать по-английски, а эта была вдобавок очень беспокойной женщиной. Так вот, приехала полиция. Тетя Корнелия позвала нас вниз, чтобы полицейские поговорили с нами. Нам прочитали нотацию, а затем, когда полиция уехала, нас на самом деле заперли, только уже в подвале.
— Что это такое, подвал?
— Она заперла вас? За что?
— А вы потом отомстили этой служанке?
— Да, — ответил я, — мы отрезали ей голову. — Я встал. — Ну, хватит пасхальных рассказов. — Никто из детей не понял моих изысканных шуток. — Вы сыграйте лучше в «монополию», — предложил я.
— Вы нам вернете пленку?
— Нет. — Я вышел из комнаты, забрав с собой кассету. Счастливей я не стал, зато кое-что понял.
Я почувствовал, что снова сижу запертым в подвале. Но поразмышлять об одиночестве мне не пришлось, так как в коридоре я столкнулся с Терри, жгучей блондинкой, она жена моего кузена Фредди, это один из безмозглых сыновей дяди Артура.
— Привет, — сказал я. — Куда направляешься?
