— Мистер Феррагамо, — произнес я. — Мой клиент не может сообщить ничего по делам об организованной преступности. Но даже если бы он располагал этими сведениями, он, скорее, предпочел бы говорить не с вами, а с генеральным прокурором штата.
Мои слова задели его за живое. Когда имеешь дело с федеральной формой правления, всегда есть возможность сыграть на различиях в интересах разных уровней власти. Этому нас учили на занятиях по гражданскому праву. Если точнее, не учили, а должны были научить.
— Это не самая лучшая мысль, мистер Саттер. В этом случае будет невозможно обеспечить защиту вашего клиента от обвинений со стороны федерального правосудия, — предупредил меня Альфонс.
— А разве сотрудничество с вами не избавит моего клиента от обвинений со стороны прокуратуры штата Нью-Йорк? — возразил я.
— Ну… в таком случае можно попробовать добиться совместных гарантий его неприкосновенности. Вы на это намекаете?
— Возможно. Кроме того, нам хотелось бы, чтобы не налагались взыскания за шесть случаев неправильной парковки в Нью-Йорке.
Он сделал вид, что смеется. Тогда я понял, что мне удалось стать хозяином ситуации.
— Итак, мистер Саттер, — продолжал он, — прошу вас изложить своему клиенту мое предложение. Вы производите впечатление разумного и толкового человека. Возможно, именно такому человеку, как вы, удастся убедить вашего клиента в необходимости подобного шага.
— Я передам ему ваши слова. — Вы должны понять, что любой американский прокурор спит и видит, чтобы ему хоть раз в жизни представилась такая возможность — заставить главаря мафии целый год надиктовывать свои показания на магнитофон и выдать еще тысячи своих сообщников. Если честно, эта сделка была выгодной и для Фрэнка. Фактически Феррагамо тем самым даровал ему жизнь. Но среди «коллег» Фрэнка очень мало людей, которые идут на такого рода соглашения, а уж с предложениями о сотрудничестве с федеральным правосудием вы могли бы подходить к кому угодно в Америке, но только не к Фрэнку Белларозе. Но Альфонс сделал предложение. Моей обязанностью было удостовериться, что у него серьезные намерения, и передать наш разговор моему клиенту.
— Кстати, мистер Феррагамо, хочу вам сразу сказать: мы хотим, чтобы процесс по этому делу состоялся как можно раньше. Если он будет откладываться, мне придется жаловаться через прессу, — пригрозил я федеральному прокурору.
— С моей стороны не будет задержек, мистер Саттер. Мое ведомство подготовило все в срок.
Вранье.
— Отлично. Когда я буду иметь возможность поговорить со свидетелями со стороны обвинения?
— Скоро.
Вранье.
Надо также отдавать себе отчет в том, что федеральные прокуроры не так уж часто напрямую общаются с представителями защиты, а если и делают это, то не скрывают при этом своего высокомерия. Однако мистер Феррагамо, видимо, уже успел прочитать обо мне в газетах и скорее всего у него создалось впечатление, что я обладаю какой-то определенной властью, так что он был со мной любезен, по крайней мере, во время того разговора. Свою роль играло и то обстоятельство, что я должен был убедить Фрэнка сдаться властям. Но существовал еще вопрос о моем лжесвидетельстве, и здесь он, по-видимому, терялся в догадках.
— Я смотрел ваше выступление по телевидению вчера вечером, мистер Феррагамо, — пошел я в атаку, — и мне не понравились ваши намеки на то, что я солгал по поводу местонахождения моего клиента в тот день.
— Я не говорил, что вы солгали, и не упоминал вашу фамилию. Я только сказал, что мы занимаемся проверкой алиби.
— То есть, вы хотите сказать, что послали своих следователей на Лонг-Айленд и на мои фирмы, чтобы выяснить, где я был четырнадцатого января этого года. Мне это не нравится.
— Если в этом будет необходимость, мистер Саттер, мы так и сделаем, — сказал он и добавил: — Но вы же могли просто обознаться, мистер Саттер, не так ли?
— Я уверен, что видел именно того, кого я видел.
— Если вы так настаиваете на своем и десять лет тюрьмы за лжесвидетельство вас не пугают, тогда, вероятно, вы сами должны прекрасно знать, где вы были четырнадцатого января. Ведь на следующий день вы улетели на отдых во Флориду, верно?
