— Вы думаете, в данном случае это что-то вроде вендетты с их стороны?
Он выдержал многозначительную паузу, затем ответил:
— Кто может сказать наверняка? Бюрократы иногда совершенно непредсказуемы. Однако суть в том, что даже если они хотели насолить вам, то нужен был предлог. Он и подвернулся.
Что-то он как-то неожиданно подвернулся. Ну что же, если самая достойная смерть для охотника на львов — это гибель в пасти льва, то самая достойная смерть для специалиста по налогам — это смерть в тяжелых объятиях налоговой службы.
Мистер Мельцер вернулся к исходному пункту этого разговора.
— Так я хотел бы позвонить вам и посоветоваться по некоторым делам.
Посылать его подальше сейчас было явно несвоевременно, поэтому я сказал:
— Я принимаю в свои обычные рабочие часы.
— Хорошо. А как вы посмотрите на то, чтобы поработать со мной на постоянной основе? Например, мы могли бы создать с вами фирму.
Боже мой. Мне делают больше предложений, чем проститутке с Двенадцатой авеню. Я сухо ответил:
— Вряд ли человек, которому грозит наказание за уклонение от уплаты налогов, будет вам хорошим партнером, мистер Мельцер.
— Ну, вы слишком скромны.
— А вы слишком любезны.
— Мистер Саттер, я в состоянии удвоить ваши доходы всего за один год.
— Я тоже мог бы это сделать, если бы захотел, мистер Мельцер. Всего вам доброго.
Он понял мой прозрачный намек и удалился, покачивая головой.
Мне захотелось принять душ, но вместо этого я решил выпить. Я ослабил узел на галстуке и расположился в своем кресле, вытирая платком пот со лба.
В этих старых домах совершенно нечем дышать, даже кондиционер вряд ли помог бы. К тому же эти аппараты безобразно выглядят, а в нашем кругу привыкли больше обращать внимание на внешний вид, а не на комфорт. Вот почему даже в жару мы не снимаем пиджаки и галстуки. Иногда мне кажется, что мы — сумасшедшие. А иногда я даже уверен, что так оно и есть.
Я потягивал из бокала джин с тоником, мой обычный летний напиток. Я употребляю для него только настоящий, горький, как хинин, «Швепс», чтобы отгонять малярию, и настоящий «Будлс», чтобы отгонять от себя действительность.
«В два раза увеличу ваши доходы». Боже, мы ведь были нацией, которая производила товары, строила железные дороги и пароходы. Теперь мы занимаемся оказанием нелепых услуг, заключаем «бумажные» сделки и проматываем капитал, накопленный двумя столетиями честного труда.
Если Мельцер способен увеличить мой годовой доход до 600 тысяч, то, значит, его собственный доход составляет не меньше миллиона. А что он делает, чтобы заработать этот миллион? Он улаживает проблемы с налогами, которые возникают у людей в результате деятельности его бывших коллег. А сам этот мужлан, должно быть, закончил второразрядный университет и еле-еле получил диплом по бухгалтерскому учету. Я налил себе второй стакан.
Коммунизм умер, а американский капитализм заходится в мучительном кашле. Кому же достанется в наследство Земля? Только не «нищим духом», как это проповедует преподобный Хеннингс. Только не таким, как Мельцер, ибо паразиты не выживут, если мертв организм. И не Лестерам Ремсенам, которые, хотя и торгуют акциями шахт и заводов, не в состоянии отличить уголь от коровьего дерьма. И, конечно, землю унаследую не я и не мои дети, так как мы — представители вымирающего рода.
Выживут люди, подобные Стенхопам, которые уже давно оторвались от всяких корней и приспособились к самостоятельному плаванию. Выживут подобные Белларозе, если научатся ладить с новыми породами хищников. Только эволюция, но ни в коем случае не революция. Вот на чем стоит Америка. Но это должна быть ускоренная эволюция.
Я взял свой джин и тоник и вышел на заднее крыльцо. Сюзанна, которая приучилась этим летом пить кампари с содовой (вероятно, потому что этот напиток подавали в «Альгамбре»), присоединилась ко мне.
— Ну как, все в порядке? — поинтересовалась она.
— Да. Но мне придется занять у тебя двадцать тысяч.
— Я завтра выпишу чек.
— Спасибо. Отдам долг, как только продам часть своих акций. Какой процент возьмешь?
— Я беру один процент в неделю, начисляемый ежедневно. У тебя есть девяносто дней на уплату всей суммы долга, иначе ноги обломаю.
