Сюзанна выглядела просто потрясающе в своем простом белом шелковом платье, едва достающем до колен и подчеркивающем ее загар. Мы все сели, и к нам сразу же подошел Чарли, хотя его никто не подзывал. Леди Стенхоп не нуждается в том, чтобы подзывать официантов. Они чувствуют это и возникают рядом сразу при ее появлении. Уже одного этого достаточно, чтобы оставаться ее мужем.
Были заказаны напитки, и завязался светский разговор.
— Ты сегодня великолепно выглядишь, — сказал я Анне.
Она улыбнулась, глаза блеснули. Она явно была ко мне неравнодушна. Не знаю, по какой причине, мой взгляд опустился на ее бюст, и там я снова обнаружил золотой крестик, затерявшийся между двух огромных живых холмов. Не был ли это тайный знак с ее стороны?
Сюзанна обратилась с вопросом ко мне и к Фрэнку:
— Ну что, деловые разговоры закончены?
— Да, Фрэнк мне очень помог, — ответил я.
— Прекрасно, — отозвалась Сюзанна. Обращаясь к Фрэнку, она сказала: — Мои адвокаты посоветовали мне пойти на сепаратную сделку с налоговым ведомством. С тем чтобы оставить Джона одного разбираться с этим делом. Представляете? В кого мы превращаемся?
Беллароза, услышав, что у Сюзанны есть свои собственные адвокаты, мог бы задать точно такой же вопрос. Но, надо отдать ему должное, он сразу понял подтекст этого вопроса.
— Ведомства приходят и уходят, — заявил он. — Законы тоже не вечны. А вот хранить преданность своей семье, своему роду, своей жене или мужу надо всегда. — Он взглянул на меня. — А если ваша жена подарила вам детей и ведет себя достойно, то надо быть преданным и ей. Capisce?
Фрэнк, конечно, не был знаком со Стенхопами. Я что-то пробурчал ему в ответ.
Беллароза продолжал:
— Если вы предаете семью, будете вечно гореть в аду. Если же семья предает вас, то никакое наказание за это не будет чрезмерным.
Все это звучало так, как будто кто-то у кого-то украл деньги. Я бы не возражал, если бы Фрэнк читал мне свои заповеди с глазу на глаз, но в присутствии Сюзанны мне вовсе не хотелось представать в виде олуха, ловящего каждое слово из его убогих сентенций. Поэтому я решил вмешаться.
— А что ты имеешь в виду под предательством? К нему относится, например, супружеская измена?
Забыв о том, что здесь о сексе не говорят, Беллароза ответил:
— Мужчина может изменить своей жене, не предавая ее. Такова мужская натура. А вот жена не может изменить, не предав при этом своего мужа.
Я, конечно, предполагал, что он скажет нечто подобное, мне просто хотелось, чтобы это услышала Сюзанна, — сам не знаю, откуда у меня появилось такое желание. Такого рода сентенция могла бы перерасти в оживленный спор между двумя современными обычными супружескими парами, однако у нас был особый случай. Беллароза если и имел слабость, то только одну — он был несколько старомоден, словно вышел из пятидесятых годов, к тому же мышление его ограничивалось рамками его культуры, происхождения и профессии.
Он, конечно, осознавал, что вокруг него существует совсем иной мир, и хорошо понимал человеческую натуру, именно поэтому он и высказал эту сентенцию и именно поэтому эта тирада была в какой-то степени верной. Но он совершенно не понимал, что в Америке таких вещей не говорят. Нельзя уничижительно говорить о неграх и латиноамериканцах, а уж о женщинах и подавно. Нельзя также пренебрежительно отзываться о меньшинствах, бедняках, иммигрантах и других социальных группах, которые сейчас пользуются особым расположением властей. Фрэнк Беллароза не был деликатным человеком. Да он в этом и не нуждался, и это была одна из причин, по которой я ему немного завидовал.
Я покосился на Сюзанну, которую высказывание Фрэнка ничуть не оскорбило, а наоборот, позабавило своей первобытностью.
Анна, естественно, держала при себе свои мысли по этому поводу.
— Но мужчина должен быть осторожен, — продолжал Фрэнк, — когда он изменяет с другой женщиной. Многие великие люди загубили свои жизни, так как эти женщины заставляли их предавать семью, забывать друзей, что было на руку их врагам.
Я чувствовал, что Беллароза не скоро остановится, и попытался сменить тему разговора.