Золотой архипелаг - страница 114

Только с прибытием Андрея Акулова и его доверенных лиц кое-что изменилось. Нельзя сказать, что «Отрадное» получило новую жизнь, но, по крайней мере, оно смогло оправдать свой мертвенный вид. От бандитского логова и не требуется, чтобы оно выглядело королевскими покоями.

Проведя небольшую рекогносцировку, Андрей Акулов выбрал для переговоров с председателем колхоза «Заветы Ильича» спортивный зал. Пожалуй, он был прав: в огромном плоском пространстве с забетонированным полом и застекленными, несмотря на все невзгоды, огромными окнами держать противника под контролем было удобнее всего. Если Бойцов надумает приводить своих крестьян, пусть приводит: стоит им проявить враждебные намерения, шевельнуться не в ту сторону или хоть не так пернуть, — уложат их всех, как телят. Так что пусть лучше не рыпаются. Акулов, хоть злые языки и зовут его Акулой, не хочет лишней крови: он совсем не кровожадный разбойник Бармалей. Он всего-навсего привык добиваться поставленной цели. Отдадите ему то, что ему нужно, и он оставит вас в покое, вот и все. Не отдадите — пеняйте на себя. Все просто. Он вообще-то человек простой, если кто понимает. В том, что Бойцов придет в назначенное время и в назначенное место сам, ножками, неся в отдельной папочке фондовые документы, у Акулова сомнений не было. Он считал, что председателя уже купил. Одни люди покупаются на одно, другие — на другое. Бойцов относился к той редкой сейчас головоломной породе, которая на деньги не покупается. Но жизнь любимого человека — такая универсальная валюта, на которую можно купить каждого. Приходится только правильно выбирать объект, чтобы не ошибиться, потому что далеко не все близкие родственники при этом являются любимыми людьми. На памяти Акулова всякое бывало! Один, например, палец о палец не ударил ради жены, зато обмирал по старушке матери; у другого была ситуация противоположная — жену обожал, зато если с вечно живой мамашей расправятся бандиты, был бы только рад; у третьего уязвимое место — дедушка, у четвертого — четырнадцатилетняя девочка-любовница… Акулов достаточно наблюдал за Бойцовым (и лично, и через своих подчиненных), чтобы убедиться: его уязвимое место — сын. Младший. Может, он и старших так же любит, но их так просто не достанешь. А пацан — вот он, бегает как ни в чем не бывало, никого не опасается, людям верит, дурачок эдакий. Тут-то мы его и хвать!

Заприметив из окна на дороге, ведущей к «Заветам Ильича», высокую худую фигуру Бойцова, Акулов расслабился. Нельзя сказать, что он испытал торжество: это было бы слишком сильное чувство для такого заурядного случая. Торжествовать можно, когда одержишь победу над равным по силе соперником, изворотливым и хищным. А тут кто, скажите на милость? — какой-то лох из мужиков. Акулов знал, что он прибежит, он и прибежал. За сыном. Один, без своих крестьян, правильно, Акулов так и рассчитывал. Тем проще.

Трое телохранителей Акулы, вооруженные автоматами Калашникова, во имя исполнения формальностей охлопали Бойцова по бокам снизу доверху, но чрезмерно себя проверкой не утруждали. Чего им бояться? Их, вместе с хозяином, пятеро — пятеро вооруженных до зубов гангстеров. А он, высокий, худосочный, с лицом аскета, один. Когда они открыли его портфель, то ничего, кроме лезущих из папки документов, не увидели.

— Уберите лапы, — предупредил Бойцов. — Это не вам, а вашему хозяину.

Трое амбалов лениво отодвинулись от портфеля: получать вздрючку от Акулы не хотелось никому. Иван Андреевич обратил внимание на то, что в дальнем конце гигантского, увеличенного еще и отсутствием спортивных снарядов, голого зала неподвижно стоят двое: один постарше, другой помоложе. Оба они были чем-то похожи: черноволосые и темноглазые, несуетливые, в отличие от тех троих, но в их неподвижности угадывалась опасность. Она была сродни неподвижности кобры, которая практически незаметна, когда дремлет меж камней, но, недреманным взором подметив движение добычи, оживет и бросится, совершив смертельный выпад. Кто же из них Акулов? Иван Андреевич поставил на того, который был старше.