— Бывают случаи, когда кома наступает и не при диабете.
— Знаю. Такой-то случай и был, по словам Хаббарда. Но мы несколько отвлеклись. Примерно через год после похорон мы с отцом отправились на материк. И в Бельгии, в одном городишке с названием Сен-Дьер отец и познакомился с этим выводком Эдсонов: стариканом, своей будущей женой и моей мачехой и тремя ее дочками — Симоной, Сьюзен и Генриеттой.
— А из-за чего она развелась с первым мужем?
— Она овдовела. Ее первый муж разбился где-то на машине вскоре после войны. Так вот. Старикан, сэр Роберт Эдсон, откинул копыта, как только узнал, что его милая дочурка намеревается выйти замуж за деревенщину. Еще бы! Пэр Англии, прах его побери. Леди Эдсон, когда я был усыновлен ею — великое счастье! — любила повторять, что в ее жилах течет кровь самого Вильгельма. И я гордился этим, дурачок. Трудно сказать, была ли их кровь и впрямь голубой, но вот качество никуда не годилось.
— Была? Вы сказали «была»?
— Да, Томас. Мои новые сестрички умерли в этом самом замке одна за другой в один злосчастный год. Просто гасли, как эти светильники без масла. — Дэвис повел рукой. — Да и старикан… Экая невидаль! Сейчас все решают деньги, а не титулы. За деньги вы можете купить любой титул, Томас.
— Мне он не нужен. И у меня нет денег на такие безумства.
— Мне тоже, хотя меня трудно назвать нищим. Но я предпочел остаться внуком рыбака.
— Тщеславие имеет разные формы. Но суть его одна — заметил Арчер. — Да, а отчего умерли ваши сводные сестры?
— Хаббард сказал, что от редкой формы туберкулеза. Мне кажется, что он был не совсем прав, скажу так. Во всем виновата их кровь. Гнилая аристократическая кровь. От кровосмешения погибла не одна династия.
— Я бы так не утверждал.
— Не понял?
— Последний Валуа умер от ножа. А Карл? Или Кромвель был его лечащим врачом?
— Возможно, вы и правы. В общем, после диагноза Хаббарда я твердо решил заняться настоящей наукой. И, как видите, кое-чего достиг, ваше здоровье!.. Конечно, отец предпочел бы видеть меня бизнесменом или, на худой конец, инженером — мне нравилось помогать рабочим, восстанавливающим замок из груды замшелых камней, которые назывались не иначе как фамильным владением. — Дэвис усмехнулся. — Да, и тут леди Эдсон принялась лепить из меня этакого новоявленного лорда Джона. Поверишь ли, я, узнаю любую мелодию, самую старинную и редкую! Мадам буквально заставляла меня денно и нощно зубрить латынь и греческий, не считая, конечно, французского. Оставаясь наедине, она частенько повторяла, что будь у нее сын, то я бы непременно был на него похож.
— Может быть, он на вас? Вы не оговорились?
— Не знаю, возможно. А отец отвечал на ее заботы ревностью. Но вот когда я заявил, что поступаю на физико-математический и покидаю Хеллингтон, старуха круто изменилась. Она почти не разговаривала со мной и стала вновь чопорной и недоступной. Отец вроде бы перестал меня ревновать, но при этом замкнулся, ушел в себя, или, если угодно, в дела своей нефтяной империи. Вообще, жить в этой громадине втроем, не считая малочисленной прислуги, и не поддаться искушению улизнуть отсюда — весьма нелегкая задача для такого чело-века, как я.
— Все оттого, что вы чересчур увлеклись стариной и ее преданиями, — предположил Арчер.
— Возможно, и так. Я, однако, продолжу. Время моей учебы подходило к концу, а я рвался сюда — из писем отца я знал, что у него рак. Он был жесткий человек, и лечащий врач рассказал ему правду. Как же мы были рады встрече! — Дэвис замолчал, ушел в воспоминания. — Когда по приезде я сказал отцу, что получил степень бакалавра, тот возьми да и ляпни старухе, что настоящая порода — в роду Дэвисов, а не каких-то там лордов Эдсонов, герцогов Хеллингтонских. Как же она на нас посмотрела! Ведьма, да и только… Вскоре я похоронил отца и приличия ради остался с мачехой здесь, в имении. Как ни странно, она тоже сильно переживала, ей-богу. Арчер внимательно слушал, не перебивая. Профессор продолжал:
— Возможно, у нас бы и наладились отношения, не случись та история, о которой вам засвистели на ухо, порядком все переврав.
