Теперь вот вижу такое во второй раз. Важные имперские господа вокруг меня собрались. И каждый второй, как вижу, запросто купил бы корабли для целой стаи — из средних.
Говорят, у них неспокойно на границе. Говорят, их дела хуже некуда на полночной границе. Этим петухам стоило бы только скинуть пару цветных перышек. Хватит на то, чтобы привести сюда войско из одних вольных, ну а уж они-то им любую границу расчистят... Правда, потом обдерут и самих петухов. Могут.
Первым пришел сам хозяин, префект Наллан Гилярус. Пришел, привел меня, указал место... высокое ложе на девять человек, подушки, валики, какое-то бесконечное дерьмо. Ложиться я, конечно, не стал, потребовал себе кресло под задницу. Заднице хорошо, да и мне удобно... Потом друзья его начали собираться. Пригляделся я к этим друзьям. Странное дело! Как будто специально собрали ровнехонько половину к половине — серьезных толковых людей и каких-то болтунов. И лица у них очень разные. Кое-кто пришел развлечься... но у некоторых совсем другое в голове. Поглядывают друг на друга, ждут чего-то, какого-то серьезного дела. Если бы они тут решили зарезать к придонным братьям своего императора, то и поглядывали бы друг на друга точно так. Да что за чума! И если бы решили, мол, в бездну Империю, будем жить вольным княжеством, каких тьма, Аххаш, тоже бы так себя вели. Ну а прочие «друзья» — пена пивная, опилки от бревна, прочие для отвода глаз. Император, может быть, уже интересуется ими, уже прислал тайное слово: приглядывать... Куда пригласил меня префект? Ну, посмотрим.
Мимо меня как будто проплыла огромная рыбина, а я, наподобие ныряльщика за жемчугом у лунных, задержал дыхание, булыжник в руках, и волна от плавников качнула меня лего-онько так. Смотри, мол, не проспи, будет что-то полезное, невидимая пока, но такая нужная тебе возможность изменить житье.
Гилярус хорош. Только сейчас я как следует присмотрелся. Видно, он тут не самый богатый, хотя из первых. Может, и не самый знатный: у того вон, в углу, вместе с Законником пришел, рожа — спесивее некуда, будто бы он внучок бога неба или императорский наследник. Кто из них тут больше всех работать горазд, не знаю. Кое-кого я видел с железом в руках, есть настоящие. Но Гилярус у них вроде хищной птицы в курятнике. Он не ругается, не повышает голос, он им всем улыбается — каждому по-своему, — пошучивает, но только ясно видно, рыбья моча, кто старший. Он все время в центре. На него смотрят, от него ждут ответов. Гилярус высокий, конечно, человек, но тут есть и повыше. Есть-то есть, однако самым высоким все равно кажется именно он. Лицо у префекта правильное, как нарисованное или как у статуи отпиленное, лоб высокий, нос прямой, прямее ножа, зубы во рту белые, ровные... правильное, правильное все... А подбородок, точно как при строительстве корабля все вымеряют, так и тут: вымеряли точнехонько, в самый раз, и отрезали без ошибки. Волосы черные, ровные, короткие; уложены, Аххаш, не как у бабы или мужеложца, никаких завитушек, все строго, но только ясно видно: мастеру, который с его волосами работал, плачено золотом. Руки белые, как у девки, нипочем не скажешь, что эти руки умеют выделывать с добрым клинком...
Я знаю: ему тридцать семь лет. А выглядит на сорок пять.
Был тут один мозгляк. Худой, мелкий. Дурная порода: устроился посередине, на роже написано, что самый умный тут он, взгляды бросает на всех, мол, могу наградить беседой. И даже фразы какие-то начинает произносить, но никто на него не обращает внимания. Мозгляк как-то хитро говорит, плетет зачин, потом переходит к сути, по дороге примеры вставляет... Только прямо на зачине тот, к кому он пристал, уже смотрит в другую сторону. Потом отходит подальше. А Мозгляк все тянет свою речь, все тянет, никак не угомонится, его не слушают, а он все молотит языком... Так бы и заткнул ему пасть двумя живыми крабами. Движения у него какие-то тряпичные. Видно сразу, что не умеет ни далеко ходить, ни быстро бегать, ни резво грести, ни... В общем мешок с дерьмом.
Еще один все на меня поглядывал. Весь какой-то ветхий. Одежда старого покроя. Не знаю я, что у них тут в Империи считается старым, а что новым, но этот оделся в такой неудобный, такой тяжелый и чудной плащ... Любому понятно: все по какому-то древнему обычаю, такому, Аххаш, древнему, древнее только загон для свиней в городе Марге у сторожихи на кладбище: ее еще мой дед Таран застал старухой. Рожа у него, будто всем отец. Седой, грузный, солидный, везде складки набрякли, смотрит на тебя: вот, мол, помогу если что, советом или еще чем, мудрость моя сбережет тебя от неприятностей, молодость твоя, снасть камбалья, радует тараканов в моей голове, какой ты, юноша, многообещающий, Аххаш Маггот и весло в задницу! Знает, конечно, как надо жить. В смысле как жить правильно. Мой настоящий отец, Кипящая Сковорода, сильный был человек, хотя и не буйный. Я его плохо помню, он недолго был со мной. Но уж когда был, все учил меня чему- нибудь, что было бы мне полезно. Чему-нибудь дельному. А этот... деревянный какой-то. И, Аххаш, верно, тоже болтливый. Правда, одежда эта его чудная, старинная, ловко прилажена. До чего надо дотянуться — все висит удобно, обе руки свободны, материал хороший, недорогой, но добротный. Ветхий-то он, Ветхий, а цену вещам знает.
