Золотое солнце - страница 82
Теперь, снасть камбалья, вижу в третий раз.
И сейчас я знаю, почему этих надо бояться...
А ведь хороший корабль. Да что за чума! Отличный корабль. Очень большая трирема, можно совершать на ней дальние морские переходы, можно держать такую абордажную команду, что никому не поздоровится... И люди хорошие. В смысле враги, но умелые. Таких следует убивать, не теряя уважения...
От придонных братьев меня вернули пинком под ребра. Пнули вроде отсюда, твари, а не оттуда, но от этого удара я не издох, а очнулся. Лежу на палубе пластом, весь размятый, как дерьмо на дороге. Значит, буду жить. Прямо надо мной — две медные рожи. Тощий и толстый. Тощий, рыбье дерьмо, еще раз меня — ногой. Мало ему, что я глаза открыл. Говорит толстяку:
— Жив, сука. Я уж думал, падаль подобрали.
Так и есть, имланский. Худо.
Где Ланин? Жива или нет? Не чувствую, что она умерла. Нет! Аххаш Маггот! Я бы почувствовал.
Толстый взялся двумя руками за ворот моей рубахи, приподнял и в лицо глядит, рыло свинячье. Глаза умные, внимательные, вглубь заглядывают, что, мол, ты за человек и с какой стороны от тебя ждать подвоха? В общем, какие у судового надсмотрщика должны быть глаза, такие у него и есть. Безмозглые надсмотрщики долго не живут.
Приподнял он меня всего на миг. Спрашивает на кан- налане, грязной, как трюм у имперского «легкого» купца:
— Ты кто?
Всего миг он меня держал на весу. Потом та гнилая тряпка, которая была раньше моей рубахой, треснула. В руках у него остались два черных клочка, а мой череп крепко приложился о деревянное чрево корабля. Запах у палубы правильный, хорошее дерево на нее пошло... Вот же чума! Мысли путаются, в руках-ногах слабость, лицо горит, кожа потрескалась, а соль морская въелась в борозды... Если б не Ланин, ударил бы одного, другого, крикнул бы им в хари что-нибудь мужское напоследок. Ну, забили бы они меня, такого, бросили бы в воду, так хорошая же смерть! Нет, надо жить. Надо взять у них свое и уйти.
И все-таки я чуть было не возблагодарил богов за этот миг. Потом, конечно, припомнил, кто они мне теперь, и послал тварей в бездну. В общем, удачный миг. Во-первых, я увидел мою Ланин. Девочка... Она лежала шагах в десяти от меня и шевелилась. Хорошо. Хоть это хорошо. Во-вторых, я увидел берег. Так. В полутора полетах стрелы от корабля. Узнаю. Лабиринт островов. Империя. Нет, уроды, подохнуть? Якорь в задницу! Мы будем жить, и мы будем свободны. В-третьих, он меня хорошо взболтал, этот меднорожий надсмотрщик. В голове чуть прояснилось. И я не стал ему отвечать. Я не знаю канналаны. Не висит на мне Куб, слава... не знаю кому, — но кто-то же нам помогает! Ничего такого на мне нет, чтобы эти увидели и враз перерезали бы глотку, а потом напоили морской водичкой. Какого я племени? Да уж точно, не вольного народа, снасть камбалья, и за борт я не полечу сегодня... Если б я был из вольных детей моря, то у этих медных харь не осталось бы никаких оснований оставить мне жизнь. Я для них — пес с ядовитыми клыками. Они для меня — вроде акул: злые, опасные, но тоже еда.
Боги страны Имлан старше и темнее моих — тех, с которыми еще недавно я заключал сделки, под чьей рукой я плавал и дрался. Старики говорили, будто раньше эти были хозяевами морей. А теперь что? Теперь мы. То есть... вольный народ. Я уже — другое... Но эти, с дурной красной кожей, какая бывает у мертвецов после трех дней камышовой лихорадки, не исчезли и не ослабели, как лунные... Они просто отдали море... Чем они владеют взамен?
Вольный народ моложе. Одни будут резать и топить других, Аххаш, пока Имлан не оставит море совсем, до конца. Это говорю я, бывший абордажный мастер Черных Крыс, и я знаю,
