— Просто это то, что я умею лучше всего, — объяснила я. — Тебе жизнь даровала радость вести людей в бой, а мне — понимать знаки и символы. Это как минимум столь же достойно уважения. И зря ты говоришь, что «махаф» труден для понимания. Ничего трудного: «атсал» — купец, «киит» — маг, жрица, «хутель» — наемник или, извини, разбойник, а «махаф» — уличный актер, танцовщица. Или такой авантюрист, как Кайсар.
На это он не ответил ничего, впрочем, я и не требовала от него ответа. Некоторое время прошло в молчании. Солнце медленно клонилось к закату, мои волосы почти высохли, в лоскуток легла новая порция целебной жвачки...
— Знаешь, — наконец выговорила я, — пока я не начала разбираться с твоим талисманом, у меня было такое предположение: твои и наши боги — враги. Поэтому один из вас, выброшенный на наш остров, должен либо погибнуть, либо перейти под власть Лоама и Серенн. Но это все равно что пойти на службу к врагу, и по возвращении к своим такого человека ждет судьба предателя. А вот теперь, когда я узнала, что и ваша, и наша магии имеют в истоке Незримого Владыку, совершенно не знаю, что и подумать. Одно знаю: все это нравится мне чем дальше, тем меньше.
— Мне тоже! — Малабарка зло сплюнул.
— Да, кстати, — заметила я, — про то, что случилось со мной, ты уже все знаешь. Половину тебе рассказала я, вторую половину ты видел своими глазами. А вот я еще ничего не знаю про то, за что маннаэл макаль Черных Крыс удостоился такой странной чести, как изгнание к нам...
— О, Аххаш... Для меня это бессмыслица. Пережил и забыл... — Он взглянул на меня изучающе, словно взвешивая: а стоит ли начинать? Наконец решился.
— Тебе понравится... Мы, вся стая Крыс, промышляли в хорошем месте. Самые дальние гавани Империи, если идти к полночи. Туда мало кто добирался из морского народа, овцы нестрижены... Одиннадцать кораблей — большая сила. Мы работали их шутя. Раз, другой, третий... Гарнизоны разбегаются, мало кто лезет на рожон, черви, даже схватиться в полную силу не пришлось. На четвертый раз попался в плен их офицер, куча дерьма, захотел жить, а на бою его изувечили, отрубили три пальца. Бесполезная груда падали, жертвенное мясо. Так вот, захотел жить. Рассказал, что явилась специальная команда. Три когорты, три сотни лучников, наемные варвары и какие-то еще неустрашимые. Займутся нами как надо, мол. Мы, конечно, занялись ими как надо. Высадились, где нельзя высадиться, застали их спящими, зарезали каждого третьего, прочие разбежались. Была там кучка настоящих. Ловкие, как придонные братья. Они только и остались на месте, не побежали. Эти, что ли, и были неустрашимые? Вот же снасть камбалья... Я взялся за их старшего. А все смотрят, Аххаш, как мы на мечах рубимся. Я его и так, и этак, не идет на меч, хорош. Он тоже все свои финты показал, но и я ему не даюсь. Вот же чума! Работаем наравне. А вокруг наши, смотрят. По двадцать наших на одного их бойца. Голыми руками не возьмут, конечно... Но положат скоро. А эти... не боятся. Как мы, понимаешь, совсем как мы, не боятся умирать, Аххаш Маггот! Уважил я его. Отпустил как человека, не дал прикончить, как ползучего краба. Его, старшего, и десяток бойцов при нем еще оставались, так им я тоже разрешил уйти подобру- поздорову. Он мне: мол, нужна будет помощь или что, я, префект Наллан Гилярус, добро забывать не приучен. Я ему: давай, говорю, иди живее, мол, какая мне от тебя помощь, подумай сам, сухопутник, ты живешь на неверной земле, а я — в вольном море, какая же мне помощь — от тебя, червяка? Говорю ему: мол, я, Малабарка Габбал, жалую тебя: иди прочь. Ушли. Тут вылез Ганнор, корабельный мастер, это у нас...
— Ты можешь не объяснять. Я понимаю, о чем идет речь.
— У нас и раньше были нелады. Он взбунтовал остальных. Мол, одиннадцать человек могли стать нашей добычей и не стали. Мол, абордажный мастер...
Я механически повторила за ним эти слова, словно откованные из звенящей стали:
— ...маннаэл макаль...
— ...да, абордажный мастер, мол, много на себя берет, против закона пошел. Лишил вольных Крыс одиннадцати рабов... Судить его, сбросить его! — так он кричал. Гнилой топляк, старый, хитрый, давно готовился... Это я сейчас понимаю. За мной пошло меньше людей, чем за ним. Намного меньше. Безнадежно. Закон такого не разрешает, точно, но наша вольность стоит дороже. Так я думал, дерьмо. Моих было совсем мало, я решил зря не губить их. Приказал сидеть смирно. Но и сдаться так просто было бы против... да против всего. Взял с собой троих самых отчаянных, они бы все равно не стали пережидать. Схватился с прочими, пусть убьют, твари, что мне, смерть в глаза не глядела? Вышло иначе. Этих троих положили, а меня взяли. У двух Ганноровых крабов я, правда, сам забрал жизни. Но они меня взяли. Так бывает иногда...
