Моя сила гнала меня из норы. Ты! — слышалось мне. — Ты! что сидишь? сгниешь! иди! иди! ищи лечебную траву, из дырки в твоем боку уже капает гной, иди! ищи! ищи все, что может тебе помочь! любая мелочь, человек, зверь, камень, железо, что-то ждет тебя, не сиди! иди! разведай! ты! иди! сидючи — сгниешь!
И я, взяв копченую рыбину, побрел по лесу в поисках нужной травы и еще чего-то, о чем не знал и что просило меня не сидеть сиднем...
Бродил довольно долго. Нужной травы я не нашел. Промыл рану водой, стало легче. Людей не чувствовал, люди были где-то далеко. За сто шагов я, наверное, почуял бы людей, за шестьдесят — точно почуял бы. Вместо врагов я отыскал дорогу. Старую и очень странную дорогу.
Вся она была сложена из квадратных каменных плит. Большие плиты, по шагу в ширину, уложены в четыре ряда. Кое-где их серые квадраты треснули, в других местах поднялись бугром, острия углов торчат кверху, а здесь же рядом, в низине, дорогу перерезает широкая лента бурой грязи с лужей посередине. Рыбья моча! Сто лет не ремонтировали. Это тебе не имперцы: там за такую дорогу префекта голышом посадят в клетку прямо на площади — плюйте в урода, люди добрые... Рисунок какой-то. Точно. Сбили, конечно, почти все.
Я склонился, пальцами отскреб сухую корку, погладил теплый камень. Все-таки можно различить. В одном ряду — изображение полумесяца и шестилучевых звезд, рядом — две свивающиеся змеи, дальше — венец из... не поймешь... из коровьих рогов? О, Аххаш! скорее уж из бычьих — потому что на плитах последнего ряда видна женщина, то ли обнимающая за шею быка, точно что быка, не засомневаешься, то ли душащая... во всяком случае, держит крепко.
Тут меня кое-что встревожило. Да. Я сошел с дороги в лес. Не напрасно птахи с деревьев поднялись. Позванивает что-то легонечко. Я почуял не одного... не двух... много людей. Аххаш Маггот! Вот это шлейф! Кошмар какой. Если есть во мне кое-какая немудрящая наша магия вольных мужчин, то всю ее я живо упрятал, чтоб ни клочка наружу. Живет в северных морях медуза, красивая, как... как... новенькая бирема под парусом на спокойной воде — словом, нет ничего красивее; и вот у нее, у этой медузы — шлейф: прозрачные такие длинные хвосты, медленно шевелятся, разбегаются, как женские волосы, если распустить косу. Один раз видел, пятнадцать лет назад, никогда не забуду... Если заденет прядью, получишь ожог, как от раскаленного металла, если попадешь в самый шлейф — ты мертвец. Иными словами, от тех, кого я пока еще не видел глазами, во все стороны разлетались пряди во сто раз опаснее. Кажется, от их ласковых касаний даже листья начинали шептать в тихом безветренном лесу.
Появились. Из-за деревьев особенно не разглядишь. Металл отсвечивает, опять зеркальные одежды, позвякивает оружие и... еще что-то. Кажется, цепи. По звуку шагов — человек пятнадцать или двадцать. Медленно шествуют, какая-нибудь церемония.
Если не совать голову в чужую пасть, я проживу тут... сколько говорилось. До грибов вряд ли дотяну. Если сунуть, ее скорее всего откусят. Или я узнаю что-нибудь, способное мне помочь. Не напрасно же меня так тянуло сюда, а сейчас отпустило.
...Когда я добрался до входа в ущелье, они обгоняли меня шагов на триста. Почти отвесные скалы, снизу ров с водой, то ли канал, отведенный от моря, не знаю. Узкая вертикальная щель, воротца отсвечивают серебром. На ту сторону перекинут каменный мостик. Я приглядывался так и этак, уже начало темнеть, а ошибиться не хотелось. Определенно стражи у входа не было. Стража всегда оставляет какие-нибудь следы: кострища, разную человеческую мелочь, позабытую на земле, объедки, следы... А тут — ничего. И все- таки очень неудобное, открытое место.
Я подошел к воротцам. Аххаш Маггот! Какая уж тут стража! Стража тут совсем ни к чему. Шесть бронзовых идолов, позолота клочьями пооблезала с металлических тел, несут караул, оставляя лишь узенький проход — для одного человека. Не знаю и знать не желаю, какой магией их напичкали, но отверстия в головах и туловищах говорят верней верного: только сунься. Получишь из такой дырочки стрелу или иной кусок железа в потроха. Считай, повезло, если без яда.
