— Ему отвечают... отвечает?
— Я не знаю. Я не уверена. Иногда брат говорит: не делай того, не делай сего. И всегда оказывается прав, хотя никто не мог заранее знать, куда дела покатятся... Он проведал, что ты здесь, и захотел увидеть тебя. Меня трудно удивить. Но... Ради тебя он вышел из дома первый раз за целый год...
— Прости, Эарлин. У меня совсем нет времени... Я не могу.
Эарлин вся как-то подобралась. Будто стала выше. Аххаш! Я-то полагал, беседа наша идет к концу. Ан-нет, она еще и парус не подняла... Аххаш, Аххаш и Аххаш!
— Квестор Малабарка Габбал. Брат. Ты должен выслушать его и должен поступить, как он скажет. Не ради моей прихоти. Я не могу тебе объяснить, но чувствую, что всех нас троих ведет воля Его. Ей повинуйся.
— Зови.
...Очень худой человек в белом... Вот же чума! В белом- не-помню-чем, короче, замотан в материю, как любят им- перцы — чтоб одна правая рука торчала наружу. Лет двадцать ему или двадцать пять. Невысокий, ниже сестры. Я думал, будет отшельник какой-нибудь: бледный, плоский, будто сушеная рыба, на голове — дранка. Нет. Этот Константин — сама аккуратность. Да ходит как-то... соразмерно. Как большой косяк рыбы: каждая в точности повторяет движения всех. И у него все движения точны, согласованы друг с другом, снасть к снасти... Приятно посмотреть, как ходит. Так бывает, когда кого-нибудь учили мечу на протяжении многих лет. Или учили танцевать. Или еще чему- нибудь долго и с толком учили. Мастерство в одном, Аххаш, придает блеск всему. Хоть сядь ты на мель, а так оно и есть. Загорелый, безбородый, волосы русые, коротко подстриженные. Не в родню пошел — ни единой рыжинки в волосах... Все время чуть-чуть улыбается. Эту породу я тоже знаю. Редкая порода. Милькар таких терпеть не мог. Ему все казалось — насмехаются. Нет. Нет, не так. Этим хорошо внутри, что бы ни происходило снаружи. Им всегда хорошо, вот они и улыбаются, при чем тут насмешка? Просто радуется человек и никак не может остановиться.
Вся эта требуха пронеслась в моей голове за один вдох. Потому что на втором вдохе он меня крепко удивил. Аххаш Маггот! Очень крепко. Константин поклонился мне в пояс и коснулся пальцами пола. Здесь так не кланяются. Даже раб перед хозяином так не гнется в Империи: достаточно склонить голову. Только один человек по местным законам достоин поясного поклона и касания земли... Император.
— Мужчина не сгибается перед мужчиной.
— Я стою перед своим государем, — ответил он, выпрямившись.
— Ты пришел сказать мне нечто важное. Но я не понимаю тебя.
— Мне нечего сказать тебе. Правда моих слов и действий станет ясна потом. Завтра. А сегодня я только желаю предупредить: будь готов на третью стражу после рассвета отправиться в путь. В Лабии. Мне велено сделать Ланин твоей женой.
— По какому обряду? — спросил я, не сдержав насмешки в голосе.
— По такому, какой тебе нужен.
Он был явно из породы людей вроде нас с Эарлин и Одноглазым. Не болтает лишнего. Цедит слова, как ростовщик выдает свое скупое серебро. Ладно.
— Пустой разговор. Завтра у меня здесь будет война.
— Не будет.
— Не ты ли ее остановишь?
— Мне такой силы никто не давал. Послушай! Утром к тебе явится гонец с императорским посланием. Думаю, он будет примерно через стражу после рассвета. Этот человек принесет перемирие. Император Констанций Максим вступит... наверное, уже вступил в переговоры с гарбалами.
— Откуда ты знаешь?
— Мне было сказано...
— Кем?
— Ты понимаешь, кем. А если нет — завтра поймешь. Это не важно. Мы должны выполнить то, что нам назначено. Я понимаю твое упрямство и твое неверие сейчас, но я надеюсь на твое благоразумие в будущем.
Он повернулся и ушел. Эарлин выскочила за ним. Я подошел к двери. Аххаш, что творится! Она, гладиаторша, со смертью сто раз обнималась, на голову выше своего братца, старше его на сколько-то там и в полтора раза шире, а говорит с ним, как побитая собака. За меня она там извиняется? Чума.
Наконец этот ее Константин остановился и повернулся к сестре. В голосе досада:
— Тупоумный! Я бы трепетал от счастья. Ради того, чтобы один солдафон мог жениться, Он остановил войну...
