Одновременно с этим прозвучал выстрел. Семен тоже кинулся в сторону Косых, но горячий удар откинул его навзничь. Звука выстрела он услышать не успел.
— От суки!!
Косых вырвал из плеча нож Матанина и бросился к лежавшему Семену. Он разодрал на нем рубаху, кроме медного креста на шее ничего не было. Он вывернул все карманы, тоже ничего.
— От суки… — прохрипел он, вытер руку, вымаранную кровью Семена, и быстро пошел в сопку. Через минуту он был уже на тропе.
«Зашевелились, — услышав шум со стороны зимовья, подумал он. — Ничё, я вам сейчас подарок оставлю…» Косых шагнул и вдруг почувствовал, как что-то, скользнув по сапогу, дернулось, увидел, как со свистом рассекая воздух ветвями, взметнулась крона березы. Он в изумлении остановился. Его мозг как будто в замедленном состоянии соображал: «Как это может быть?!»
Не веря происходящему, по инерции сделал еще один шаг — и страшной силы удар, проломив грудину, размозжил его сердце. На искаженном от боли лице так и застыл немой вопрос: «Как это?..»
Фрол сбежал вниз и увидел лежавших у выворотня Семена и Степана. Он кинулся к Семену, одного взгляда на Матанина хватило, чтобы понять, — он был мертв. Жакан из ствола Косых просто раздробил его голову. Семен был жив. Мелкая дробь, едва пробив кожу, не вошла глубоко, так и синела под ней кровоточащими бусинами во всю грудь. Ружье Матанина на рябчиков снаряжено было, он их по дороге десятка полтора набил. Это и спасло Семена от гибели. Семен очнулся, но еще не пришел в себя и долго не мог понять, что с ним произошло. Он с удивлением смотрел на Фрола, который с треском рвал полосами свою рубаху.
— Чё случилось-то? — Семен попытался встать.
— Лежи ужо, щас перевяжу кровищу.
Только тут Семен все вспомнил:
— Косых, сволочь, стрелял…
— Знаю, немного я не успел, ты прости…
— Что со Степаном?
— Наповал.
— Жаль…
— С чего тебе его жаль? Он же твоих товарищей порезал…
— Он за меня встал, а за прошлое я простил его, знаешь, Фрол, он другим стал…
— Это ты, Семен, стал другим, потому и он изменился. Дай-ка я эти лохмотья с тебя сниму.
Со стороны зимовья сквозь заросли продирались люди. Первым на них вышел Пахтин.
— Елы-палы! — только и сказал он, увидев распластанного на земле Матанина. — Кто их?
— Косых за ладанкой приходил, — слабо улыбнувшись, ответил Семен.
— Глянь, он еще шутит, значит, жив будет. Где эта сволочь? Куда ушел?
— Не видел я.
— Знаю я, куда он пошел, — ответил молчавший до того Фрол. Он уже забинтовал грудь Семена и травой вытирал свои руки от крови.
— Надо его словить, подлеца, веревка по его шее плачет!
— Думаю, уже не надо.
— Как — не надо?
— Он сам себя уже словил и на тот свет преставил…
— Говори толком!
— Когда сюда бежал, заметил, как западня сработала, ну, береза взметнулась…
— Ну?
— Так ту западню он для тебя, Пахтин, готовил, ты же всегда впереди всех, а сам-то, видно, и угодил.
— Это как?
— А так, я ее насторожить успел, а тут стрельба, я вниз наперерез, а он, значит, по тропе, коль мы разминулись, ну и, верно, попал.
— Где это?
— Чуть выше тропа через сопку, вот на ней и смотрите. Пошли кого на ту сторону, там Федька Кулаков коней стережет у ручья, позовите его. И еще, этому гаду, Косых, терять нечего, он в Никифорова стрелял, ранил тяжело.
— Хорошо, Фрол, спасибо тебе. Слава богу, Семен жив. Фрол, поможешь ему, мужики, несите Матанина. Я сам пойду погляжу, нешто он действительно попал.
— Господин сотник, поосторожней, я токо заметил, как береза взметнулась, а как там его зацепило, не знаю.
— Два ружья при нем, его да что у Степана угрозой отнял, — добавил Семен.
— Ничё, справлюсь! Не таким рога ломал! — Пахтин вытащил из-за пояса пистоль, взвел курок и быстро пошел в сопку.
— С энтим пугачом супротив ружей? — ухмыльнулся Фрол. — Погодь, сотник, я с тобой.
— Дак Семен-то?
— Сам дойду, в порядке я. Вон видите, Степан нам посмертный подарок оставил.
— Это чего это? — увидев присыпанное землей железо, спросил сотник.
— Нужная вещь, бутара, надоть ее откопать и в лагерь притащить.
— Погодь, с Косых разберемся!.. — крикнул Пахтин.
— Говори, дура старая, спортил Федька девку?! — хрипел Никифоров в ухо старухе.
